Конечно. Суперклассно. Наверное, я буду сидеть между Антоном и его матерью, а танцующая земляничка будет при каждом пируэте бросать на меня злобные взгляды.

– Да, с радостью, но э-э-э… к сожалению, – сказала я. – К сожалению, в субботу я не смогу. Одна давняя подруга придёт в гости.

Антон, разумеется, принял это как уважительную причину.

На самом деле ни одной жабе не было до меня дела. Анна со своим противным мужем и детьми посещала свёкра со свекровью, Мими и Ронни не подходили к телефону (хотя я, отправляясь поздно вечером спать, видела у них свет – и надеялась на их долгое, обильное примирение), а Труди куда-то исчезла вместе со своим новым таинственным возлюбленным. С её стороны было очень неразумно никому не представить этого нового типа, никто не знал, как его зовут и где он живёт. Можно было только надеяться, что он не был психопатом, который шьёт одежду из женской кожи. Я уже видела, как я сижу в полицейском участке и, всхлипывая, лепечу: «Я только знаю, что в одной из прошлых жизней его звали Рамзес III». Я оставила Труди сообщение на автоответчике, что она должна срочно позвонить мне, если она переживёт эту ночь.

Всю субботу я обрывала обои у себя в спальне. Они были оливково-зелёные с тёмно-зелёными и болотными кругами. У меня было подозрение, что постоянный вид этих обоев был причиной рака лёгких, от которого скончался мой свёкор. Обои и сигареты без фильтра, которых он выкуривал по две пачки в день.

Я собиралась выкрасить спальню хотя бы частично в сияющий красно-рубиновый цвет. Это будет хорошо для кровообращения. У меня было скорее пониженное давление. Труди, которая наряду со многими другими знаниями получила образование консультанта по фен шуй, посоветовала мне успокоительный голубой тон, она сказала, что в красном не особенно хорошо спится. Но при ремонте я не слишком думала о сне. Я больше думала об Антоне, а когда я думала об Антоне, то я думала скорее в рубиновых тонах, а не в сине-голубых. Мне надо обязательно позаботиться о рассеянном освещении, если получится.

К вечеру последний клочок обоев был счищен, и я безо всякого желания поджарила себе на сковородке пару скампи, разговаривая при этом по телефону с родителями – обязательный субботний звонок. Он протекал всегда одинаково: я рассказывала новости о детях, а они рассказывали, какая погода на Пеллворме. У меня не было особенно тёплых отношений с родителями. Поскольку мне уже было не одиннадцать лет, я могла с этим смириться. Я небрежно съела свои скампи с рисом в гостиной перед телевизором, сидя в позе лотоса на белой кушетке. По телевизору не было ничего интересного, поэтому я достала бумагу и составила список. Составлять списки – это занятие, которое привносит в жизнь порядок, я это знала из своей учёбы на психолога. За свою жизнь я составила кучу списков – список вещей, которые мне ещё надо сделать, список вещей, которые я хотела сделать, список вещей, которых я больше не хотела бояться, список книг, которые я дала почитать и которые назад не получила, список любимых песен, которые я обязательно хотела собрать на одном CD, список имён, которыми я охотно назвала бы моих детей, список мест, куда я хотела поехать, список вещей, которые я когда-то хотела сделать Лоренцу, и так далее, и тому подобное.

«За Антона», написала я сверху листа. И сразу под этим: «Первое: Серьёзные чувства (с моей стороны). Второе: Перспектива хорошего секса». На другом листе я написала: «Против Антона», а под этим: «Первое: Эмили. Второе: Его мать. Третье: Даже в походе носит костюм и галстук».

Я задумчиво пожевала кончик карандаша. Один из недостатков, когда человек влюбляется после тридцати, состоит в том, что все люди, в том числе и ты сам, испытывают влияние предыдущих отношений – причём иногда очень сильное. И, конечно, это утяжеляет поиск партнёра. Я должна была быть рада, что я довольно крепко привязала к себе Антона, и мне надо перестать цепляться к мелочам типа галстуков или детей. Ведь что можно сказать о женщинах за 35? На них скорее упадёт метеорит, чем они найдут себе мужчину, или что-то в этом роде.

И мне ни в коем случае не хотелось испытать падение метеорита, прежде чем я не потеряю свою невинность. Ведь если верить Анне и Мими, я была сексуально такой неопытной, что я до сих пор могла считаться девственницей. И даже если я полагала, что они несколько преувеличивают (какая может быть девственница с двумя детьми?), они в принципе были правы: секс был до сих пор одной из самых запущенных сторон моей жизни (если не иметь ввиду шахматы, спасение на водах и пение…). А секс приносит здоровье, улучшает кожу, настроение и мускулатуру таза – и всё бесплатно! Только ради этого я должна настроиться на отношения с Антоном, а не вести списки по поводу нашей совместимости: мне надо подумать о своём здоровье.

На следующее утро я рано поднялась, чтобы начать покраску стен. Я закрыла постель целлофаном, а сама облачилась в майку, на которой уже была куча пятен самых разных тонов. Насколько я ненавидела сдирать обои, настолько мне нравилось красить. С каждым движением валика комната менялась на глазах. Но далеко я не продвинулась. Стена стала красной лишь на треть, когда в дверь позвонили.

Это была Труди.

– Слава Богу! – воскликнула я. – Ты жива.

– И ещё как жива! – сказала Труди и сердечно меня расцеловала. – Я летаю! Наконец я нашла свою вторую половинку, Констанца. Текст для моей мелодии. Вино для моего кувшина. Свет для моей тени. Месяц для моего солнца. Рычаг для моего насоса.

– Поздравляю, – ответила я. Во время её патетической речи я затащила Труди в спальню. Я прекрасно могла параллельно красить, иначе краска высохнет. – Как его зовут, месяц для твоего кувшина? Я хочу сказать, что ты должна нам это сообщить, чтобы нам было что сказать полиции, если она начнёт тебя разыскивать.

– Ты имеешь ввиду, как его зовут сейчас? В этой жизни?

– Да, я это имею ввиду.

– Петер. Петер Зюльцерманн, – сказала Труди блаженным голосом.

– Возраст? Профессия? Где живёт? – спросила я.

– Ох, Констанца, как это типично! – засмеялась Труди. – Ты должна спросить, заставляет ли он меня смеяться или умеет ли он играть на моём теле, как на инструменте. Да, он это умеет! Просто божественно. Он…

– Рычаг для твоего насоса, я знаю, – сказала я. – Предыдущий рычаг одолжил у тебя двадцать тысяч евро и смылся.

– Не смылся, – поправила меня Труди. – Якоб открыл на эти деньги центр рейки в Мекленбурге–Передней Померании, как ты отлично знаешь.

– Ты когда-нибудь получила эти деньги назад? И что тебе дают пожизненные бесплатные уроки рейки, если тебе для этого придётся ехать пятьсот километров? – спросила я.