Ивирион разорвал доспех, кольчугу и поддоспешник, но не успел вонзить руку в грудь Сиптуага. Меч ударил в горло, почти на целый палец погрузившись в бледную плоть.

С торжествующей улыбкой Сиптуаг надавил, заставляя клинок двигаться вперед до тех пор, пока тот не уперся в шейные позвонки. Священник рванул меч вбок, еще сильнее усугубляя рану, которая была бы смертельной для обычного смертного. Ивирион упал на колени, сжимая горло и с ненавистью в глазах глядя на Сиптуага.

Священник поднялся и оглядел толпу солдат во дворе. Теперь в их глазах не было и намека на недавний страх, а лишь ничем не скрываемое торжество.

– Это конец. Я победил, некромант. Ты называл себя жрецом смерти, но ты лишь обычный человек. Ты смертен, хоть и пытаешься доказать обратное.

Ивирион раскрыл рот, но звуки не покинули его рта. Меч взмыл вверх, затем опустился. Сиптуаг приготовился к броску, собрал последние силы и ударил. Меч погрузился в живот некроманта практически по самую рукоять, без труда прорезав себе путь сквозь мышцы, пока острие не показалось с обратной стороны. Не пролилось ни единой капли крови, лишь зеленый свет и огонь сопровождали ужасающую рану.

Сиптуаг перехватил рукоять и начал поднимать меч наверх, практически потроша некроманта заживо. Меч прошел всего пять сантиметров, прежде чем пиррион сделал собственный ход. Обхватив руками голову Сиптуага, Ивирион приблизился к священнику. Его зеленые глаза оказались прямо напротив глаз архиерея, застывшего в бессильной злобе.

– Да когда же ты помрешь?!

Никогда.

Слово ударило Сиптуага с силой молота, заставив застыть на месте. Архиерей силился поднять меч. Еще немного, и он мог со всем этим покончить. Еще совсем чуть-чуть!

Ивирион смотрел в расширившиеся глаза священника, а на губах его играла улыбка.

Я видел жизнь и познал смерть. Я видел свою госпожу, чувствовал ее касания и силу. Я умер, Сиптуаг! Мне больше нечего терять!

Сила Ивириона нахлынула внезапно. Словно гигантская волна, его разум сокрушал любые препятствия на своем пути. Литании, молитвы, псалмы – ничто не могло остановить его. Ивирион изливал весь свой гнев, всю ту боль, что причинил ему этот человек. Ему и его братьям. Он изливал из себя отчаяние и страх, жажду знаний и бессмертия, ненависть и обожание. Эмоции стали его оружием. Сам того не замечая Ивирион превращал их в оружие более смертоносное, чем его пламя или касание когтей Экраона. Он черпал в них мощь, постепенно осознавая, что она была слишком огромной для того, чтобы держать ее в своем теле. Поэтому он безо всякой жалости изливал ее в Сиптуага.

Дух архиерея бился, словно дикий зверь. Подобно физическому телу, он вовсе не собирался сдаваться, сколь бы ни был силен противник. Его душа металась, пытаясь найти любые методы защиты. Он бросал в Ивириона отчаяние и гнев, его детские воспоминания смешались с нынешними и ударили, пытаясь остановить продвижение врага. Его мысли мельтешили, стремясь замедлить пирриона и дать Сиптуагу нанести смертельный удар.

Их борьба продолжалась так долго, что время потеряло всякое значение. Сиптуаг сопротивлялся так яростно, как только мог, но даже его силы веры не хватало на сдерживание этого ужаса. Ивирион ломал его морально и духовно, сокрушал всякие надежды на победу и уничтожал любые очаги сопротивления. Ярость и ненависть сделали из некроманта настоящего молодого бога, и здесь он мог творить все что угодно. А хотел он лишь победы.

Сиптуага затрясло, руки пытались поднять меч, который сдвинулся еще на пару сантиметров, а затем намертво застрял. Силы покидали тело священника, который больше не мог сдерживать мощь некроманта. Его вера была абсолютна и осязаема, но губительное касание смерти было намного сильнее.

Рот Сиптуага раскрылся, и архиерей издал ужасающий рев отчаяния и страха. А затем он упал на колени.

Ивирион отпустил голову священника, выдернул меч из своего живота и оглядел площадь. Солдаты застыли, не в силах поверить в произошедшее. Они опустили оружие, по-видимому совсем забыв, что еще мгновение назад вели битву за собственное выживание. Войну за веру.

Ивирион сломал их.

Некромант шагнул вперед, встал за спиной у стоявшего на коленях Сиптуага и обхватил руками его шею. Взгляд его уперся в маленькую фигурку на стене, улыбка сама собой наползла на лицо. Маленькая девочка. Та самая, что он видел в своем кабинете и при совершении ритуала. Она стояла там, среди сражающихся, а глаза ее были наполнены ужасом. Чистым, незамутненным ужасом.

Ты видишь это? Видишь, что я сотворил с ним?

Пожалуйста, не делай этого. Это не нужно! Он уже проиграл, ты сломил его, доказал свою правоту! Позволь ему уйти. Он поймет, что ошибался и изменит других людей. Покажи ему, этим солдатам, самому себе, что ты еще способен прощать! Докажи им что некроманты вовсе не злодеи, что в вас еще осталось что-то человеческое! Прошу тебя!

Ивирион прикрыл глаза, наслаждаясь ее отчаянием. Отпустить? Как он мог это сделать? Этот человек привел к нему врагов, заставил страдать его друзей, убивал его братьев, а теперь его просто так взять и отпустить? Ивирион вновь взглянул на девочку, застывшую все в той же умоляющей позе и принял решение.

Пожалуйста.

Ты же знаешь, что я не могу.

А затем быстрым движением свернул священнику шею.

Нет!