Но кроме этого подземного КП есть еще один. Тот не только бетоном, сталью и собаками защищен, но и тайной. Тот КП – призрак. Мало кто знает, где он расположен.

До начала рабочего дня – двадцать минут, и я брожу по дорожкам, шурша золотыми листьями. Далеко-далеко в синеве истребитель расчерчивает небо, пугая журавлей, кружащих над невидимым отсюда полем.

Вот офицеры потянулись к Белому дому. Время. Двинемся и мы. По дорожке к широкой аллее, мимо журчащего ручья, теперь обогнем левое крыло особняка, и вот мы снова на центральном дворике, среди густых кустов, под тяжелыми взглядами пулеметных амбразур из-под низких бетонных лбов мрачных казематов.

Предъявим снова пропуск козыряющему часовому и войдем в гулкий беломраморный зал, где когда-то звенели шпоры, шелестели шелком юбки и за страусовыми перьями вееров дамы прятали томные взгляды. Теперь тут юбок нет. Изредка мелькнет телеграфистка с узла связи. Юбка на ней суконная, форменная, хаки, в обтяжку. Что, полковники, вслед смотрите? Нравится?

По беломраморной лестнице – вверх. Тут уж мне вслед смотрят. Там, наверху, часовой. Там еще одна проверка документов. И сюда, наверх, отнюдь не каждому штабному полковнику вход разрешен. А я только старший лейтенант, но пропускают меня часовые. Внизу удивляются: что за птица? Отчего по мраморной лестнице вверх ходит?

Предъявим еще раз пропуск и войдем в затемненный коридор. Тут ковры совсем заглушат наши шаги. В конце коридора – четыре двери, в начале – тоже четыре. Там, в конце коридора, кабинеты командующего, его первого заместителя, начальника штаба и политического шамана 13-й армии, который именуется членом Военного совета.

А четыре двери в начале коридора – это самые важные отделы штаба: первый, второй, восьмой и Особый.

Первый отдел – оперативный, он занимается боевым планированием.

Второй отдел – разведывательный, он поставляет первому отделу всю информацию о противнике.

Восьмой отдел названия не имеет, у него есть только номер. Мало кто знает, чем этот отдел занимается.

А у Особого отдела, наоборот, номера нет, только название. Чем он занимается, все знают.

Наш коридор – наиболее охраняемая часть штаба, и доступ сюда разрешен ограниченному числу офицеров. Конечно, и в наш коридор некоторые лейтенанты ходят – особисты и генеральские адъютанты. Вот и мне вслед полковники смотрят: что за гусь? А я не особист и не адъютант. Я – офицер второго отдела. Вот наша черная кожаная дверь, первая налево. Наберем шифр на пульте, и дверь плавно откроется. За ней еще одна, на этот раз из брони, как в танке. Нажмем кнопку звонка, на нас глянет бдительное око через пуленепробиваемую смотровую щель, щелкнет замок – вот мы и дома.

Раньше тут, видимо, был один большой зал, потом его разделили на шесть не очень больших кабинетов. В тесноте, да не в обиде. В одном кабинете – начальник разведки 13-й армии, мой благодетель и покровитель, подполковник (пока еще подполковник) Кравцов. В ос-тальных пяти кабинетах работают пять групп отдела.

Первая группа руководит всей нижестоящей разведкой – разведывательными батальонами дивизий, разведротами полков, внештатными разведротами, артиллерийской, инженерной и химической разведкой.

Пятая группа занимается электронной разведкой. В ее подчинении два батальона пеленгации и радиоперехвата, а кроме того эта группа контролирует электронную разведку во всех дивизиях, входящих в состав нашей 13-й армии.

Вторая и третья группы для меня – terra incognita. Не проработав в четвертой группе и месяца, я начинаю догадываться о том, чем эти совершенно секретные группы занимаются. Дело в том, что наша четвертая группа окончательно обрабатывает информацию, поступающую из всех остальных групп отдела. Кроме того, к нам стекается информация снизу, от штабов дивизий, сверху, из штаба округа, сбоку, от соседей – из пограничных войск КГБ.

В нашей группе в мирное время три человека. В военное время должно быть десять. В кабинете три рабочих стола. Тут работают два подполковника, аналитик и прогнозист, и я, старший лейтенант. Я работаю на самой простой работе – на перемещениях. Понятно, что аналитик в нашей группе старший.

Раньше на перемещениях тоже работал подполковник. Но новый начальник разведки выгнал его из отдела, освободив место для меня. А должность эта по штату подполковничья, и это означает, что если мне на ней удастся удержаться, то я очень скоро стану капитаном, потом, через четыре года, так же автоматически, – майором, а еще через пять лет – подполковником. Если за эти годы мне удастся прорваться выше, то и следующие звания будут идти автоматически по выслуге лет. Но если скачусь вниз, то за каждую новую звезду придется грызть кому-то глотку.

Подполковникам совсем не нравится инициатива нового начальника разведки посадить в подполковничье кресло старшего лейтенанта: мое появление унижает их авторитет и опыт, но не это главное. Главное в том, что и в их кресла новый начальник может посадить молодых и порывистых. Они оба смотрят на меня и только слабыми кивками отвечают на приветствие.

В рабочем кабинете информационной группы разведывательного отдела три стола, три больших сейфа, книжные полки во всю стену и карта Европы, тоже во всю стену. Прямо напротив входа – небольшой портрет моложавого генерала. На погонах по три звезды. Иногда, когда никто не видит, я улыбаюсь ему и подмигиваю. Но генерал-полковник с портрета никогда не улыбается. Взгляд его холоден, суров и серьезен. Глаза, зеркало души, жестоки и властны. В уголках губ – легкая тень презрения. Под портретом нет никакой подписи. Нет ее и на обратной стороне портрета – я проверял, когда в кабинете никого не было. Вместо имени там стоит печать: «Войсковая часть 44388» и грозное предупреждение: «Содержать только в защищенных помещениях Аквариума и подчиненных ему учреждений». Командный состав Советской Армии я знаю хорошо. Офицер обязан его знать. Но я совершенно уверен, что генерал-полковника с портрета я не видел ни в одном военном журнале, включая и секретные.