Шрифт:
Бородатый засмеялся.
– Хорошо, - сказал он.
– Время сейчас неспокойное, ты прав. И нам всегда нужны люди, хорошо владеющие топором. Если надумаешь, там дальше по дороге таверна, спроси Красного Ховара, тебе расскажут.
– Я запомню, милорд.
– Я не милорд. Но о своих людях привык заботиться. Запомни.
Ивар кивнул.
– Кто это?
– осторожно спросила я, когда они скрылись вдали.
– Разбойники?
– Вроде того, - сказал Ивар.
– Думаю, они считают себя ополчением. Но в итоге - те же разбойники.
На севере назревала война. Какой-то Регнар, говорят, осадил Белый Зубец у побережья, перерезал дорнов и объявил себя лордом. Кьеринг и вольные города поддержали его. Говорят еще, этот Регнар наследник древних королей.
Мы попали в неудачное время.
Война... Я только сейчас задумалась об этом по-настоящему. И даже не предстоящие трудности пугали меня. Ивар - воин, солдат... сотник. Он пойдет сражаться снова. А я? У меня сводило живот и подгибались коленки при мысли, что я могу его потерять.
– Ты уйдешь на войну?
– спросила я.
Он кивнул, потом вдруг как-то странно глянул мне в глаза.
– Война, это все, что я умею, - глухо сказал он, словно оправдываясь.
– Да, - тихо сказала я. Глупо ожидать чего-то другого.
Он нахмурился, долго шел молча, глядя под ноги.
– Наверно, тебе и правда лучше уйти домой.
И вот тут меня вдруг накрыло. Я схватила его за руку, заставив остановиться, изо всех сил развернула к себе.
– Что?!
– я почти кричала, близко к истерике.
– Ты думаешь, что можешь просто так взять и отослать меня домой? Я не пойду! Я решила!
Ивар стиснул зубы, долго молчал.
– Я не смогу о тебе позаботиться, не смогу быть рядом с тобой.
Вдох-выдох. Надо взять себя в руки. Надо спокойно.
– Да мне плевать, - фыркнула я. Нет, надо еще спокойнее.
– Война, так война. Значит, я буду ждать тебя. Я решила остаться и останусь. Когда я сомневалась, я честно говорила об этом. Но сейчас я решила. Я остаюсь. А ты иди куда хочешь. Я найду, чем заняться без тебя.
Глаза защипало от слез. Не нужно, чтобы он видел. Развернулась, зашагала по дороге.
Он долго стоял, потом догнал меня, пошел рядом. Ни слова. Ничего...
* * *
В таверне было шумно и людно, жарко, пахло едой. Как же я отвыкла от всего этого! Просто невероятно.
Мы с Иваром так и не разговаривали, но я видела, как он смотрел на меня, и... Мне отчего-то казалось, что все будет хорошо. Не знаю как, но будет.
Нам подали густое горячее рагу с грибами, морковкой и разваренной пшеницей. Казалось - нет на свете ничего лучше и вкуснее. И по кружке темного пива. Меня разморило почти сразу и начало клонить в сон, я бы уснула, если б не Ивар...
Если бы к нам не подошли.
Трое хмурых мужиков.
– Куда идешь?
– без предисловий спросили они.
– На север, - сказал он.
– Ищу работу.
– И какую работу ты ищешь? Я же вижу, ты солдат. Нам нужны люди.
– Вам?
– удивился Ивар, качнул головой.
– Это не моя война. Я плотник.
Мужики скривились. Они уже заметно набрались и были не прочь подраться, был бы повод.
– Ты трус? Предатель? Ты отказываешься сражаться за короля?
Ивар посмотрел на меня и как-то странно улыбнулся. Я знала, что подобными разговорами его не пронять, хоть трусом называй, хоть как, он все равно будет делать то, что считает нужным. Ему плевать. И сейчас...
Ивар вытянул вперед правую руку с разрубленной ладонью.
– Я больше не солдат, - сказал он.
– Не могу держать оружие в руках.
Мужик плюнул, выругался.
– Да ты калека? Да еще и хромой. Кому ты нужен тогда...
– он оскалился, пытаясь найти повод.
– Если не пойдешь с нами сам, хоть бабу отдай. Зачем она тебе?
И уже потянул ко мне свои лапы. Но тут Ивар встал.
Одно мгновенье, короткий удар, и мужик уже валяется на полу, визжа и прижимая руку к груди. Другие двое в замешательстве, все слишком быстро.
– Пойдем, - говорит Ивар, бросает на стол деньги за ужин.
– Куда?
– я едва успеваю прийти в себя.
Ивар чуть наклоняется ко мне.
– Я тоже уже все решил, - тихо, но очень уверенно говорит он.
– Я остаюсь с тобой. Это не моя война.
– - Эпилог
Звон мечей со двора.
Это Ярен тренируется целыми днями, не жалея себя. Он во всем хочет быть лучшим. Хочет быть сильным, ловким, хочет быть по-мужски суровым и жестким. Я уже не решаюсь обнять его на людях, только наедине. И все же, он до сих пор краснеет, как ребенок, если я говорю, что люблю его.