Люциус закатил глаза и направился в купальню.

Северус и Балтазар переглянулись. Тхашш взмахнул рукой и вокруг него образовался кокон из темной тонкой паутины. Он поманил к себе удивленного супруга и, когда тот оказался под защитой темной эльфийской магии, тихо произнес ему на ухо:

– Не нравится мне все это. Я-то в безопасности, ты сам слишком силен, чтобы на тебя нападать, а вот Люци… ты видел его глаза сегодня? Как будто все горе мира разом обрушилось на него.

– Это морочные леса, - начал Балтазар, но Тхашш его перебил:

– Это магия этого проклятого места. В Люце нет ни капли зла, а потому он…

– Малфои – темный род, - возразил демон.
– К тому же Хссаш – носитель моей магии.

– Это не имеет значения. Я… чувствую опасность для него.

– Влад никогда…

– Он – нет, - ошарашил Северус.
– Само это место… оно живое.

– Уйдем сегодня же, - решил Балтазар.

Сам-то он бывал и не в таких передрягах и давно научился не обращать внимания на такие мелочи, как повышенный паранормальный фон, тем более повышенным он был только для этого мира.

– Нет, - возразил Темный.
– Мы останемся. Это интересно. Завтра у вас с Люцем занятия? Вот и возвращайтесь в Хог, а я…

– Северус… - начал спорить Балтазар.

– Я в безопасности, Зарри, в отличие от…

Из ванной раздался душераздирающий крик.

***

Зайдя в купальню, Люциус осмотрелся, стараясь отогнать какое-то иррациональное беспокойство. Обзывая себя истеричкой и трусом, недостойным гордого имени Малфоев, он принялся раздеваться. Руки предательски дрожали, какие-то неясные, холодные сквозняки касались спины, ягодиц и лодыжек, заставляя затравленно озираться в поисках источника всех этих странных явлений. Ругнувшись сквозь зубы, Светлый вспомнил, что он еще и Хссаш – треть демонической триады – и, расправив плечи, закутался в теплую магию своего старшего супруга, как в плащ.

Отрегулировав температуру воды, он перешагнул через бортик красивой чаши, выполненной в форме жемчужной раковины, и неспешно подставил тугим струям свое уставшее тело, стараясь не поддаваться сонливости. Веки тяжелели сами собой, вода как будто становилась гуще, стекая по волосам и плечам тяжелыми волнами, как… кровь?

Люциус встряхнулся и посмотрел на свои руки. Они все были были покрыты густой, почти черной жижей. Поскальзываясь на белом мраморном полу и оставляя после себя кровавые разводы, он бросился к зеркалу. В ушах противно пищало, перед глазами мелькали темные точки, какой-то тихий, но отчетливый голос шептал: «Убийца».

Из зеркала на него смотрел надменный мужчина средних лет. Темный плащ тяжелым саваном укутывал его горделиво расправленные плечи, палочка, та самая, купленная у Оливандера в одиннадцать, была направлена на корчащегося у его ног неизвестного юношу, еще совсем подростка. Брезгливо искривленные губы беззвучно выговаривали: «Круцио», и рот жертвы раскрывался в ужасном немом крике, конечности выгибались под невероятными углами.

С ужасом Малфой узнал в неизвестном маге самого себя. Отведя окровавленными руками с лица волосы, он, как завороженный, смотрел и смотрел на… на всю жизнь, прожитую в крови. Он видел собственных жену и сына, плачущих по ночам, он пытал сам и был пытаем. Он убивал. Иногда – холодно и брезгливо, иногда почти с жалостью.

Каменный серый пол, беззвучное движение высокой фигуры в плаще. Руки, покрытые отвратительными склизкими пятнами и струпьями, сиплое дыхание смерти. Дементор. Вот-вот он откинет свой капюшон. Серые глаза жертвы впервые смотрят испуганно, с отчаянием. На гордость и презрение не хватает сил. Нет.

– Не-е-е-ет!!!

***

– Люци, ЛЮЦИ!!

Я умер. Умер, там, на сером полу Азкабана.

– Люци, родной, ну что же ты, - сильные руки обнимают.

Тело такое горячее. Как страшно без души.

– Без души…

– На месте твоя душа, - второй голос отрезвляет язвительностью.
– Кому она на хрен нужна, кроме нас. Ну, что ты как барышня, Малфой!

– Я Малфой…

– И это звучит гордо, - продолжал язвить неизвестный, - выпей вот.