Шрифт:
Когда Диана уехала на две недели в отпуск, Матвей осознал, что ему не только приятно с ней быть вместе, но еще и плохо и тоскливо быть раздельно. К этому моменту он уже влюбился безвозвратно, но все еще об этом не догадывался, думая что творящееся в душе - это следствие уязвленного самолюбия и не пробиваемой Дианиной нейтральности. Отъезд Дианы пробудил Матвея. Он осознал, что постоянно только и делает, что о ней думает, в то время как встреч с Верой всячески избегает и уже две недели, под разными предлогами от них уклоняется.
Впервые в своей жизни полюбив в 39 лет, Матвей оказался к этому не готов настолько, насколько это только могло быть возможно. Он всегда легко знакомился и так же легко расставался с девушками, поскольку не дорожил отношениями с ними и его не пугало уйдут они или останутся, будут они его считать козлом или принцем, хотя, козлом, конечно, не желательно. А тут на него в один момент обрушились все страхи и дремавшие ранее комплексы. И с каждым днем, как снежный ком, его поглощали эти страхи, а комплексы набирали силу и вытягивались в полный рост расправляя плечи. В голове Крюкова гипертрофировались все мельчайшие достоинства Дианы в качества святой личности или божества. Собственная личность на глазах сохла, теряла форму и все, что в ней было положительного таило без следа. Матвей еще пытался зацепиться разумом за исходные свои мысли, пытаясь понять как в такой короткий срок все стало с ног на голову. Как могло так получиться, что ему нравится армянка, и не какая-нибудь всемирно известная Ким Кардашьян, а вполне обычная, да симпатичная, но не красавица, а обычная девушка - полная противоположность его вкусам и пристрастиям. Он сам открытый и не любит хитрых - она хитрая, он не любит манипуляторов - ей явно это не чуждо, он уже начал привыкать к Вериному полному пансиону - Ди ему такой пансион близко не обеспечит, скорее он сам будет скакать вокруг нее, как дрессированный котенок в цирке. Но на смену уже шли новые мысли о невероятности Дианы, о ее избранности и о том, что у такого раздолбая не имеющего к сорока годам за душой ни хрена, как он, шансов ноль, а ведь он не сможет без Ди жить ни дня. Не важно что она его не любит, обязательно полюбит, он все сделает для нее и она не сможет его не полюбить. Да, она продуманная лиса и ему нечем ее заинтересовать, но он пообещает и она ему обязательно поверит. Они две части целого, она не сможет этого не понять и не заметить. Как можно не любить свою руку, даже если на ней шрам и мозоли, вот он ее любит, даже невзирая на то, что она не в его вкусе. И она его полюбит, как себя, как свою руку.
А следом накатывали сомнения. Что же делать, если она даже не даст шанса, как ей доказать то, что лучше чем с ним ей ни с кем не будет. А у нее есть кто-то вообще? Да какого черта! Не может она не понять и не принять то, что твориться в его душе, - думал он, - не может не увидеть, что все это искренне, и он ее любит так, как не показывают в кино и не пишут в книгах. Если она привыкла к более высокому уровню жизни, то он напряжется, выше головы прыгнет, но предоставит ей этот уровень, у него нет выбора, лучше на галерах с ней, чем в раю без нее.
За две недели отсутствия Дианы Матвей превратил себя в одержимого зомби, он сотни раз пересказывал вслух то, что скажет Ди, когда они увидятся, ничего не скрывая и не стесняясь. Она поймет, поверит и они будут самыми счастливыми в мире. Даже если она не поймет и посмеется над ним - ему все равно, он все равно все скажет. Держать это в себе невыносимо. И чем больше он себе это повторял, тем больше боялся и сомневался, что такая любовь может получить путевку в жизнь. Не в духе это драматичных сценариев мироздания. Бог большой шутник и любитель остренького, чтоб так просто взять и дать людям счастье. Где оно в мире счастье-то? У единиц, и то, еще надо этих счастливчиков поскрести. Глядишь поскребешь, да и нет никакого счастья, все иллюзия для дураков, чтоб остальные смотрели и как ослы за морковкой шли, веря в возможность полного и беззаветного счастья. Не бывает счастья долгого. Это как первый прыжок с парашюта. Чистая химия. Ожидание, надежда, волнение, прыжок и мгновенный выброс слоновьей дозы эндорфина. А дальше блаженство и счастье, пока организм этот эндорфин освоит. Так и любовь, но ведь длительное время эндорфин не может выплескиваться, значит и счастье долгое невозможно. Но это у них химия, у дураков и ослов, а у нас любовь. Господи, поступи наперекор своим привычкам и дай нам с Дианой счастье. Мы никому не скажем и будем тихонечко им наслаждаться. Если тебе будет приятно, мы даже лица грустные сделаем, только дай, только помоги.
К приезду Дианы Матвей был похож на зомби как внешне, так и внутренне. Бессонные ночи, алкоголь без закуски и зацикленное переваривание одних и тех же дум в течение двух недель дали удручающий результат. Крюков осунувшийся, похудевший на десять килограмм с синяками под глазами и тяжелой головой без сколь-нибудь здравых мыслей, подготовил Диане подарок, и с улыбкой безумца с утра пораньше тайно принес его в офис и водрузил на ее рабочее кресло. Это была полутораметровая картина. Найдя в соцсетях фотографии Дианы, он выбрал самую красивую и заказал у художника с нее портрет. Он не знал где и с кем Ди живет и уместен ли будет такой подарок, но идея преподнести ей что-то, что будет напоминать о нем, перевесила и реализовалась таким образом. Матвей, в тайне, так же надеялся, что Диана, видя себя на портрете, не сможет отказаться от него и обязательно заберет. Матвей понимал, что поступает как мальчишка, что никогда раньше так себя не вел, но объяснял себе это тем, что он раньше и не чувствовал то, что чувствует сейчас. Когда после обеда Матвей снова приехал в офис, то застал неприятную картину. Портрет Дианы был распакован и установлен на всеобщее обозрение и весь офис смеялся и перешептывался, пытаясь определить, кто тот робкий поклонник подбросивший сей дар. Диана, не особо искусно имитируя смущение, уже не в первый раз поясняла любопытным, как обнаружила подарок и что понятия не имеет, кто его сделал и почему. Матвей был готов провалиться сквозь землю, так как неожиданно оказался в первой линии подозреваемых и то тонкие, то прямые скабрезные подколки так и сыпались отовсюду на него. А его, мягко говоря, не свежий вид, особо ярых шутников толкал на целые цепочки, как им казалось, уморительных шуток. Второй жертвой был Ткач Антон, начальник отдела персонала и босс Дианы. Тот уже давно и безответно любил Диану. Типичный представитель земли обетованной, Антон своей национальности не скрывал и даже всячески подчеркивал. Не высокий, с круглым добродушным лицом тридцатиоднолетний Антон подкупал своей порядочностью, сдержанностью и готовностью помочь. Воспитанный, тактичный и скромный по природе, он, видимо, не решался признаться Диане в своих чувствах, но постоянные знаки внимания, какие-то безвредные служебные послабления и регулярные угощения всех сотрудников офиса любимыми именно Дианой сладостями не оставляли сомнений.
Неделю Диана не уносила портрет из офиса, продолжая тем самым подогревать тему и в конце-концов Матвей не выдержал. Не уверенный, что сможет сказать все в лицо, он написал Диане письмо. В нем он выплеснул все, что было на душе. Обрушил водопадом длиннющее послание, без поэтичности, юмора и игривости, все, как было на изрядно взлохмаченной душе и используя слова пятнадцатилетнего подростка, впервые влюбившегося и от взрыва тестостерона потерявшего рассудок и чувство реальности. Он написал, что любит ее больше всего на свете и готов умереть за нее или даже просто так, если она так пожелает, что не может спать, есть, в голове карусель и жизнь без нее не имеет смысла, что он понимает, что они не пара, он шалопай, а ей нужен не такой, но он станет таким, какой ей нужен, только она должна дать ему шанс. Матвей понимал, что все, что он пишет - детский сад, что ни одна нормальная женщина не воспримет его опус как слова серьезного и надежного мужчины, скорее сочтет его недоразвитым пацаном с кучей комплексов и психологических проблем, но он не мог ничего поделать и писать иначе, его распирало сказать ей, как он ее любит и что больше ни один человек на земле не умеет так любить. Его прорвало и остановить это было невозможно. В тот момент в нем действительно был океан психологических проблем и комплексов скрупулёзно взращённых им ранее в самоизоляции и состоянии паранойи. Диана ничего не ответила и паранойя уже по-хозяйски разместилась в голове Крюкова. Он перечитывал написанное ранее и писал еще больше, он извинялся за глупости и ересь в прошлом письме и незамедлительно писал новые глупости. В сутки таких писем насчитывалось пару десятков. В сутках, потому, что войдя в раж, Матвей не спал и писал непрерывно и днем и ночью. Почему он именно так глупо поступает он естественно не смог бы себе объяснить. Это длилось бы бесконечно и обязательно свело бы Матвея окончательно с ума, но Диана на пятый день ответила. Она написала одну фразу: Хватит причитать, пошли поужинаем, там и поговорим.
Ужин не удался. По крайней мере он пошел совсем не по сценарию Матвея. Диана, сразу взяв быка за рога, разрушила все надежды. Матвей не знал, что привело к этому итогу, то, что он всего лишь сумасшедший параноик или то, что у него и в здравом уме шансов не было, но Диана, как первоклассный мастер увольнения нерадивых работников, спокойно сказала, что у нее есть мужчина, ее в жизни все устраивает и она не двадцатилетняя девчонка, чтоб ее можно было пробить горами записок сумасшедшего и так как теперь она Матвея боится, то им лучше без крайней необходимости не встречаться, не разговаривать и конечно же Матвей должен прекратить ей писать. За портрет спасибо, осталось придумать куда его деть.
Крюков был опустошен, раскрошен, смят и уничтожен. Не было сил что-то возразить, не было сил даже что-то просто сказать. Позднее, начав немного соображать, он решил, что надо выждать время, прейти в себя, успокоится и начать все сначала, только на сей раз по всем правилам опытного охотника преследующего матерую добычу, без соплей и истерик.
Время шло, а успокоение так и не приходило. Матвей работал на автомате и больше обычного. Брался за все дела и бездушно их отрабатывал. Через два месяца, наконец пробившаяся к Матвею Вера получила отставку в не менее циничной форме, чем та, к какой прибегла Диана. Матвей, жалея себя, даже не думал о снисхождении к другим. Более того, делая Вере больно он получал удовольствие. Он сказал ей, что не любит и не полюбит ее никогда, а та, которую он любит - бездушная сука и поэтому в его жизни больше нет смысла и ему больше не нужны ни женщины, ни семья, ни дети, ничто и никто вообще.