– Господин Клейст, - шепотом пояснил Вебер.
– Почетный куратор академии, личный друг и сподвижник Юргена Астера.

Убедившись, что ничто более не мешает собравшимся услышать его, человек в мундире обвел общество благостным взором и остановил взгляд на главном столе, где было почетное место Айнштайна.

– Профессор, - мелодичным басом произнес господин Клейст.
– Позвольте мне выразить восхищение вашим научным талантом, который прославляет величие истинного человеческого духа, воли и стремления к здоровому утверждению. Вы еще не раз услышите слова уважения и признания от коллег по сословию. Увы, я не отношусь к ним...
– оратор склонился в шутливо-виноватом поклоне, собрание разразилось аплодисментами и смехом, который отозвался в ушах Франца подобострастным воем гиен.
– ...Но я постараюсь выразить свое почтение иным способом.

Откуда-то из воздуха, прямо под боком профессора возник лакей с золоченым подносом, на котором возлежал большой конверт, похожий на тот, в котором доставили приглашения, только гораздо больше и с единственной печатью в виде красной капли, обрамленной сложным узором. Айзек взял конверт и повертел его в руках, при виде печати меж столов пронесся стон, в котором мешались удивление и лютая зависть.

Профессор аккуратно вскрыл плотную бумагу и взглянул на единственный лист, оказавшийся внутри. Долго, очень долго он вчитывался в строки, отпечатанные красивым готическим шрифтом старого, еще довоенного образца.

– Что это?
– тусклым голосом спросил он.
– Что это за ...

В последний момент президент академии резким движением смахнул с белоснежной скатерти графин, и в звоне бьющегося стекла утонуло слово, которое Пропп прочитал лишь по губам.

"...пакость"

Вебер вскочил со стула и подхватил профессора за локоть. Франц перехватил его умоляющий взгляд и встал с другой стороны.

– Господин профессор переутомился, он не привык к таким шумным собраниям!
– воскликнул Вебер, не сводя с Проппа умоляющих глаз.

– Да-да, - подхватил ассистент.
– Мы люди науки, мы не привыкли к такой роскоши и давно не были в обществе, простите нас!

Вдвоем они буквально силком потащили Айзека по проходу между столами. Айнштайн пытался отбрыкиваться и что-то говорить, но каждый раз, стоило ему открыть рот, упитанный Вебер встряхивал тщедушного профессора и тот давился невысказанным словом.

– Прямо и налево, - прошипел сквозь зубы Макс, сохраняя на лице широкую улыбку.
– Там по лестнице к моему кабинету.

Только после того как крепкая дверь отгородила кабинет Вебера от коридора, президент перевел дух и отер вспотевший лоб.

– Господь наш милосердный, думал - все, конец...
– пробормотал он, с трудом переводя дух.
– Я все готовил заранее, хотел предупредить вас раньше, но не успел, все решилось выше, нас поставили в известность в последний момент. Даже мою подпись сделали факсимильно.

– Господин Вебер, я требую объяснений!
– тонким фальцетом возопил Айнштайн.
– В этой поганой бумажонке написано, что связь моей бабушки с немецким офицером официально признана некой комиссией проверки расовой чистоты. Значит, мой отец - незаконнорожденный, но все же сын чистого, евгенически здорового типа, и у этой ... комиссии ... нет ко мне претензий! Что это за профанация!? Вы всегда были честным человеком, кого вы здесь прикармливаете? Что за прилизанный хрен в мундире оскорбляет мою бабку?

Председатель с непонятным выражением покосился на Проппа.

– Что вы на него смотрите?!
– крикнул уже во весь голос профессор.
– Эти слова я готов произнести во всеуслышание, хоть по радио, и завтра напишу в "Вестник математических наук"!

– Сядьте! И заткнитесь!
– рявкнул Вебер, и профессор послушно опустился на стул, исчерпав порыв возмущения.

– Пропп, - теперь президент обратился к Францу.
– Когда вы последний раз были в Берлине? Когда вы покидали лабораторию?

– Думаю... Года четыре назад, - растерянно вспомнил ассистент.
– Когда пришлось посещать дантиста, он отказался выехать на дом...

– Это моя вина, - понурился Вебер.
– Я старался оберегать Айзека, думал, что вы будете связующим звеном между ним и миром. И не заметил, как вы и сами стали таким же затворником.

Из коридора донесся какой-то неясный шум, похожий на приглушенные шаги. Наверное, кто-то из гостей заблудился и искал выход.

А может быть, и нет...

Макс пристально, с подозрением посмотрел на дверь, прокашлялся и продолжил, на этот раз громко и очень официально.

– В настоящий момент, согласно недавно принятому Закону о расовой чистоте науки, - с уверенным голосом президента страшновато контрастировал взгляд загнанного зверя.
– Все частные лаборатории переходят под государственный контроль. Бывшие владельцы могут продолжать заниматься исследованиями, но, согласно утвержденному Министерством науки плану, все руководители и сотрудники должны подтвердить свою евгеническую чистоту начиная с тысяча восемьсот первого года. Таков закон!

Вебер сглотнул.