Шрифт:
— Я чувствую. — продолжал он: — что мне нужно только вызвать транспирацию, тогда мне будет гораздо лучше. Все эти дни были у меня холодные роли… Но вот, теперь, «Денщик» мне поможет…
В этот вечер он старался играть энергичнее, чтобы возбудить внутреннюю деятельность и упадающие силы… И точно, надо было удивляться его самообладанию и запасу тех могучих сил, которыми природа так щедро его наделила!.. Могло ли прийти кому-нибудь из зрителей на мысль в этот вечер, судя по его обычной энергии, по его наружному виду, что этот человек внутренне страждет, что он истощает последние силы в борьбе со смертельным своим недугом?
Четвертый акт в этой драме самый сильный; брат играл его с полным одушевлением и произвел обычный восторг в зрителях; его несколько раз вызвали. Когда он, утомленный чрезмерным напряжением чувств и голоса, пришел в уборную, я подошел к нему и спросил: «Ну, что, как теперь?»
Он, с каким-то озлоблением, ударил по столу в прошептал: «Нет! не помогло!»… Потом потер рукой свой сухой лоб, с грустью покачал головой и прибавил: «Ни одной капли поту! только жар усилился».
— Завтра вечером назначена «Смерть Ляпунова»; неужели ты будешь играть? — спросил я его.
— Не знаю, что Бог даст! Скорее бы только кончить сегодня…
В пятом акте роль его не заключала в себе никаких сильных мест и прошла спокойно.
Замечательно, что, по сюжету, в конце пьесы «Денщик», отправляясь в поход, становится на колени перед своею возлюбленною. Доротеей, тогда уже невестой другого, и просит ее благословить его, быть может, на вечную разлуку. Доротея, падевая на него свой крест, говорит ему:
Крест матери, единственный клейнод, Моя единая, святая драгоценность, Напутствуй незабвенного Трофима!Этою прощальною Евгений Макарович Семенов, зять наш, исправлял тогда должность члена репертуарной части. Гедеонов был тогда в Москве. Оканчивается пьеса; этою пьесой закончилось честное служение артиста, преданного всею душою своему искусству!
Вере Васильевне Самойловой, игравшей Доротею, суждено было сказать ему последнее, прощальное слово.
В тот же год и она, в полном развитии своего прекрасного таланта, добровольно оставила сцену, которой бы еще долго и долго могла быть украшением!
На другой день, в субботу, 28 февраля, на вечерний спектакль была объявлена на афише драма «Смерть Ляпунова В этот день брат мой был именинник; рано утром я пошел к нему поздравить его и узнать, как он себя чувствует. Он сидел в халате на кресле, окруженный женою, дочерью и зятем, которые уговаривали его послать в театр записку, что он играть не может, и пригласить поскорее доктора.
Брат поздоровался со мной и спросил меня:
— Как ты думаешь: играть ли мне?
— Тут и раздумывать нечего, — тебе еще вчера следовало бы отказаться.
— Но ведь мой отказ наделает больших хлопот Евгению [60] . Билеты на «Ляпунова» верно уж разобраны… Чем же он заменит?
— Что тебе об этом беспокоиться; посылай скорее письмо и позови доктора.
Жена и дочь спросили его:
— Кого из докторов к нему пригласить?..
Глава XVIII
Доктор-гомеопат. — Выбор врача. — Болезнь усиливается. — Консилиум. — Агония и смерть брата. — Предопределения.
60
Евгений Макарович Семенов, зять наш, исправлял тогда должность члена репертуарной части. Гедеонов был тогда в Москве.
Здесь я нахожу необходимым сделать небольшое отступление.
В то время гомеопатия была в Петербурге в большой моде; о ней рассказывали невообразимые чудеса. Года за два до своей болезни, брат мой был в гостях у Василия Григорьевича Жукова; тут один из его гостей, купец Буторин, разговорился с братом о докторах и насказал ему с три короба о чудесах новомодного течения; что-де и он, и жена его совершенно умирали и что они оба были спасены своим домашним доктором-гомеопатом; к довершению похвал назвал он еще нескольких из своих знакомых, которым он рекомендовал этого чудотворца, и те чуть ли не воскресли из мертвых.
— Дай Бог вам, Василий Андреевич, прожить сто лет, — прибавил Буторин, — но если вы серьезно захвораете, не зовите этих шарлатанов-аллопатов, а обратитесь к моему доктору… Вот вам, на всякий случай, его визитная карточка с адресом.
Брат хотя положительно не верил этим чудесам, но сунул в жилетный карман эту карточку и, конечно, забыл о ней.
Прошло два года; дочь его в продолжении этого времени вышла замуж; у нее уже был малютка; на четвертом месяце он захворал, послали за своим доктором… Но в этот день приехала к ним одна знакомая им дама — звать моего брата с его семейством к себе на именины; жена и дочь его отказались, по причине болезни ребенка. Тут эта гостья спросила: