— Почему вы так долго не были у нас, Петрушка? — спросил Флорис.

— Видишь ли, мой мальчик, я был очень занят, но теперь останусь с вами на несколько дней, пока не уговорю твою мать совершить одно важное дело… а затем мы вернемся в Санкт-Петербург. Просто умираю от усталости, — добавил Петр, со вздохом опустившись в кресло возле огромной изразцовой печи.

Максимильена с тревогой посмотрела на него — за восемь лет она ни разу не слышала, чтобы он жаловался на усталость. В свои пятьдесят лет Петр оставался все тем же красавцем, с которым она познакомилась в замке Мортфонтен — лишь на висках появилась седина, а вокруг глаз морщинки. О каком это важном деле собирался он говорить с ней?

— Петрушка, — воскликнул Флорис, — сегодня утром моя армия разбила войско Адриана.

— Неправда, лгунишка!

— Я лгунишка?

И Флорис в бешенстве сцепился с Адрианом. Братья стали кататься по полу, осыпая друг друга тумаками. Максимильена хотела разнять сыновей, но Петр остановил ее:

— Брось, пусть дерутся! Это значит, что они любят друг друга. Знала бы ты, какими плюхами обменивались мы с Ромодановским! А ведь он мой единственный друг, и больше я никому не доверяю.

— Как же так, Пьер? — прошептала Максимильена. — А я?

Петр с нежностью обнял ее.

— Прости, любовь моя, ты просто часть меня самого, и я приехал сюда, чтобы доказать это.

Повернувшись, он взял на руки Флориса и Адриана.

— Довольно, ребятки! Я хочу покатать вас в санях вместе с вашей матерью. Это будет чудесная прогулка. Будете хорошо вести себя, позволю править лошадьми.

С радостным криком мальчики бросились к Элизе, требуя скорее нести шубы, а та в ответ проворчала:

— Что за страна такая! Нет спасения то от холода, то от жары; мало того, — добавила она, покосившись на Федора, подававшего шубу царю, — здесь еще и по-французски не говорят!

Элиза ворчала, не переставая, все восемь лет, но ни за что на свете не уступила бы свое место никому другому, ибо души не чаяла в детях и Максимильене, которых окружила ревнивой заботой. Зато Федора она по-прежнему не выносила, хотя тот ничем не заслужил подобного отношения. Грегуар пытался научить казака французскому, но без всякого успеха. В свою очередь, Федор обучал старика русскому — результаты были столь же плачевны.

После бакинской кампании Ли Кан остался при Максимильене и мальчиках и учил их всем известным ему языкам. Надо сказать, что Флорис и Адриан оказались куда более способными учениками, нежели Федор и Грегуар. Однако казаку тоже нашлось дело — он учил ребят верховой езде и рукопашному бою. Дети уже ни в чем не уступали маленьким казакам. Из всех слуг только Блезуа с Мартиной держались свысока: они любили рассказывать изумленным мужикам, что в Париже мостовые сложены из алмазов.

В эту зиму на Балтийском море появились глыбы льда, а снега выпало необычайно много. Окаймленная сугробами дорога из Дубино в Ригу была хорошо накатана, и тройка черных лошадей, которой уверенно правил царь, неслась во весь опор. Максимильена прижималась к Петру, дети же вопили от восторга.

— Петрушка! — орал Флорис. — Быстрее, еще быстрее!

— Тебе станет страшно, Флорис.

— Никогда! Я ничего не боюсь, как вы!

Петр, подмигнув Максимильене, шепнул:

— Какого же молодца ты мне родила!

Максимильена порозовела от счастья, ибо рядом находился ее любимый. За восемь лет их страсть не остыла — напротив, разыгралась еще более. Петр остановил сани на пустынном берегу Балтийского моря; дети принялись играть в салочки, а царь привлек к себе Максимильену.

— Не устану благодарить тебя, любовь моя, за счастье, которое ты мне подарила. Не жалеешь, что поехала со мной в Россию?

Максимильена посмотрела на него с удивлением.

— Жалею? Дорогой мой, как ты можешь говорить такое? Я никого не любила, кроме тебя, и, клянусь, никого уже не полюблю.

— Максимильена, я хочу сообщить тебе важную новость. Ты отправишься со мной в Петергоф. Я развожусь с императрицей, ты станешь моей женой, а Флорис будет провозглашен наследником.

— Но, Пьер, — прошептала Максимильена, бледнея, — зачем нужно все так резко менять после восьми лет счастья?

— Да, любовь моя, я бесконечно благодарен тебе за это… и за нашего прекрасного сына!

Флорис бегал вдалеке, и его темные кудри развевались на ветру. Максимильена помимо воли подумала: «Какой бы из него вышел красивый царевич!»

Но тут она вспомнила убитого Алексея. Нет, ей не нужна корона, которая угрожает счастью!

— Пьер, я не понимаю. Ты уже заговаривал об этом со мной, тогда, после… после…

— После смерти Алексея. Это так, дорогая, но я не хотел тебя принуждать, а ты была слишком потрясена. К тому же я должен был разоблачить убийцу моего сына.