Еще я запихал в карманы брюк все деньги, которые у меня были, несколько коробок со спичками, перочинный нож, блокнот и даже маленькую «огоньковскую» брошюрку со стихами Сельвинского.

Я пришел раньше всех, и мне предстояло полчаса мучиться вопросом: придет ли она? Ведь ее действия были непредсказуемы. Нас было уже двенадцать, и инструктор нервно поглядывал на часы, когда в конце аллеи появилась она.

– Наша звезда в своем репертуаре! – съязвил кто-то.

В группе, кроме меня и нее, было две семейные пары с детьми подросткового возраста, общей численностью в семь человек, две дамы бальзаковского возраста, шумевшие по утрам в столовой, и молодящийся режиссер с дочкой. Скука смертная! Но я понял, что у меня нет конкурентов, а у нее – выбора. Поэтому, как только она приблизилась, запросто взял у нее из рук небольшой холщовый мешок с тисненым изображением ковбоя, гарцующего на лошади, – тогда такие как раз входили в моду и назывались «побирушка».

– Вот что, товарищи, – обратился к нам инструктор. – Поведу вас кратчайшим путем: чтобы не обходить весь пансионат, пройдем через аллею – там в заборе есть дыра. Это, конечно, непорядок, но зачем тратить время?

Мы с Лизой переглянулись. Она улыбнулась.

Мы шли уже знакомой мне дорогой через луг к подножию горы.

– Не знаю, зачем мне все это нужно… – словно продолжая разговор, сказала она. – Не люблю коллективных мероприятий. Но здесь так скучно…

– Ты же сама отказалась развлечься. Я тебя приглашал, – ответил я, напрочь забыв, переходили ли мы на «ты».

Она посмотрела на меня странным взглядом.

– …и мы бы говорили о кино?

И вдруг я понял, как с ней нужно разговаривать. Я понял, но не мог вымолвить ни слова, как иностранец, который только начинает постигать новый язык.

– Мы могли бы просто молчать… – сказал я.

Когда группа стала подниматься в горы, разговорчики в нашем нестройном ряду поутихли, женщины пыхтели, мужчины, как истинные кавалеры, забрали у них поклажу. Мы все поскидывали свитера. Солнце начинало прогревать влажный лес, из него медленно уходила ночь. Мы прошли то место, где Лиза меня покинула, и я снова ощутил тревогу. Я понимал, что она может развернуться и уйти в любую минуту. Но потом было уже поздно – мы забрались слишком далеко и вышли на местность, которая имела совершенно непереводимое название «полонина» – горное пастбище. По краям зеленого, с оранжевыми подпалинами, луга еще стояли дикие черешни с не склеванными птицами мелкими красными ягодами. Мы отстали. Я наклонил ветку, и мы одновременно поймали губами несколько ягод… (Я уже любил ее. Я боялся взглянуть на нее лишний раз – у меня начиналась резь в глазах и более того – моментально взмокала сорочка.)

– А ну их к черту, – вдруг сказала Лиза, глядя на удаляющуюся группу. – Идем, как пионеры, а вокруг такая красота…

Лучшего трудно было и представить.

– Давай спрячемся, пока они отойдут подальше! – предложил я.

Она задумалась:

– Наверное, испоганим им весь праздник. Ведь будут искать.

– Тогда можно потеряться невзначай, не специально…

– Ага. А наутро в местной газете появится заметка «Случай в горах». Кстати, ты ведь уже студент, тебя могут исключить. Это мне терять нечего. Фильмы мне уже смывали…

– Как это? – удивился я.

– Очень просто: берут пленку и окунают в химический раствор. Чтобы даже духу не было.

– И «Безумие» смыли?

– Конечно, – недобро улыбнулась она. – Разве могло быть иначе… Это как принудительный аборт на восьмом месяце.

Она вытащила из пачки сигарету, медленно выпустила струйку дыма и посмотрела на меня слегка прищуренными глазами:

– А ты красивый. Тебе когда-нибудь говорили об этом?

Прежде чем что-то ответить, я преодолел не менее десятка эмоций, а главное, навалившуюся в один миг глухоту (сердце стучало прямо в ушах!).

– Не помню… – как можно равнодушнее ответил я.

– Ладно, пойдем! – скомандовала она. – А то и правда потеряемся.

Но мы все-таки потерялись! Пройдя пастбище, не могли сообразить, в какую сторону подалась группа. Сердце мое ликовало. Для виду мне пришлось побегать и покричать, но никто не ответил.

– Теперь это выглядит натурально? – спросил я.

– Более чем. Может, вернуться?

– Ну уж нет! Думаю, к вечеру мы их найдем по костру.

Потом мы шли, то поднимаясь в гору, то спускаясь в долину, останавливались, молчали, любуясь природой, валялись в высокой траве и пили воду из горного ручья. Вечер свалился незаметно, как камень. Мы как раз подходили к очередному пригорку, покрытому густой растительностью. Пришлось снова покричать в поисках туристического лагеря (несмотря на подступающую ночь, найти его мне не хотелось!).

– Что ж, – сказала Лиза, – придется развести огонь и переждать тут до утра. Может быть, они найдут нас на обратном пути.

– Тебе страшно? – заволновался я.

– Мне? – Она рассмеялась. – Все страшное, кажется, со мной уже было. А теперь начинается только… прекрасное. Разве здесь не здорово?!

Лес в наплывающих сумерках, казалось, захлестывал нас синей густой волной, мы уже стояли в ней по горло. А потом его влажные запахи и таинственные звуки, которых утром и днем не было слышно, окутали нас с головой.

Я собрал сухие ветки и порадовался, что захватил несколько коробок со спичками. Роясь в рюкзаке, обнаружил и бутылку вина, о которой совершенно забыл.

– Мы спасены! – сказал я, как только костер разгорелся, а мне удалось протолкнуть пробку внутрь бутылки.

Мы нагребли целую гору сухой травы и уселись на нее перед костром.

– Только я не взял стаканов… – сказал я.

– Значит, придется узнать твои мысли, – улыбнулась она. – Знаешь, ведь если люди пьют из одной емкости – могут угадать мысли друг друга.