Шрифт:
– Мммм, – чуть не промурлыкала я, садясь за стол и вдыхая запах кофе. – Вы маг и волшебник!
– Таня, у меня к вам первое деловое предложение.
– О делах позже. Ну, пожалуйста! – начала я канючить. Мне так хотелось насладиться этим утром, вкусным кофе и такими аппетитными круассанами.
– Я думаю, что оно не терпит отлагательств, – настаивал Анатолий.
– Хорошо. Валяйте, – отодвинув чашку с кофе, со вздохом сказала я.
– Давайте перейдем на ты.
– А давайте, – легко согласилась я.
– А как же старый добрый обычай?
– Вы про что?
– Я про брудершафт.
– Я не пью. Тем более с утра.
– Я в курсе, – улыбнулся Анатолий, явно намекая на вчерашний утренний «Camus».
– Это вы про вчерашнее? Так сами же говорили, что это было лекарство.
– Сегодня никакого лекарства. Только ваш любимый напиток.
– Вы уже и про мой любимый напиток знаете?
– Так, как вы смотрите на кофе, может смотреть только заядлый кофеман. Поэтому предлагаю поднять бокалы, – он поднял чашку, – и чокнуться.
Мы чокнулись, переплели руки и сделали по глотку. Я поставила чашку на стол.
– А поцеловаться? Обряды надо соблюдать точно, иначе…
– Что иначе?
Не ответив на заданный вопрос, Анатолий наклонился и поцеловал меня.
– Иначе я бы еще долго мучился, придумывая способ, как вас, то есть тебя поцеловать.
«Я бы тоже долго мучилась», – сказала я про себя. А вслух: – Ну, раз официальная часть закончена, предлагаю приступить к банкету.
Круассаны были восхитительными. А в сочетании с мандариновым джемом и горячим кофе – это была пища богов, которой я с удовольствием воздавала должное, оставляя на столе множество крошек.
– Таня, а знаешь, как французы едят круассаны, чтобы они не крошились?
– Но это же невозможно! Они такие хрупкие!
– Перед тем как откусить кусочек, они опускают круассан в кофе. Попробуй!
Я сделала так, как сказал Анатолий. Действительно круассан перестал крошиться, но есть его стало не так весело. «Ну их, этих французов», – подумала я и откусила не размоченный в кофе круассан.
Глава 10
Лицей Людовика Великого находился в самом центре Латинского квартала. Когда мы с Анатолием подошли к нему, солнечные часы на его башне показывали около 10 часов.
– Толя, а ты не боишься, что тебя узнают? – решила на всякий случай поинтересоваться я.
– Таня, неужели ты думаешь, что в Париже я такая же звезда, как в России? Здесь я всего лишь широко известная в узких кругах личность. И, насколько я знаю, сотрудники лицея Людовика Великого в эти круги не вхожи.
«Резонно», – подумала я и уже без тени сомнения продолжила свой путь.
Мы вошли в вестибюль и направились в помещение, в котором, судя по указателям, находилась администрация лицея. В коридорах никого не было. Ученики и их учителя были на каникулах. В приемной сидела молоденькая секретарша и со скучающим видом перекладывала бумаги.
– Здравствуйте, мадемуазель, – на чистейшем французском языке обратился к ней Анатолий. – Меня зовут Мишель Совари, я разыскиваю своего знакомого Алекса Миро. Я понимаю, что сейчас каникулы, и вряд ли найду его здесь. Но у меня безвыходная ситуация. Мы давно не виделись, но сейчас мне очень надо встретиться с ним. Телефон в его квартире не отвечает. Может быть, кто-то из его коллег знает, где находится Алекс?
– Что за дело у вас к месье Миро?
– Это очень деликатное дело, мадемуазель.
– К сожалению, месье, ничем не могу вам помочь, – ответила секретарша разочарованно.
По всему было видно, что ей очень хотелось узнать, зачем эти двое разыскивают Алекса Миро. «Еще бы! – подумала я. – Тут, наверное, все женское население интересуется подробностями его жизни».
– Ой, – тихо вскрикнула я и сделала вид, что теряю сознание.
Если бы Анатолий меня не подхватил, я бы грохнулась прямо на пол.
– Воды! – заорал он опешившей секретарше, а сам стал усаживать меня на стул.
Девушка заметалась по кабинету, потом зачем-то выбежала в коридор.
– Толя, я беременна от Алекса, а он скрывается от меня, – быстро прошептала я на ухо журналисту и вновь откинулась на спинку стула.
– Я убью тебя! – только и успел ответить Анатолий. В комнату влетела секретарша со стаканом воды.
Анатолий быстро включился в игру, и они вдвоем стали хлопотать возле бесчувственного тела. Через некоторое время я открыла глаза, но весь мой вид говорил о том, что это единственное, на что я была способна.