Приехали к «вавилону».

Он в трех верстах к востоку от Кандалакши, на длинном узком и низком мысу, по-здешнему «наволок» Хохолок, выходящем в море. От берега мысок отделяется сухой каменистой отмелью, которая во время приливов покрывается водой. Мыс почти без всякой растительности.

На каменистой почве с еле-еле пробивающейся травкой расположен самый лабиринт — «вавилон». Это — неправильной формы эллипс, овал, имеющий по диаметру, в длину 14 и в ширину 10 шагов. Вход в лабиринт с востока; противоположная западная сторона обращена к морю. Из небольших валунов, из осколков разрушающегося гранита выложены невысокие (не выше 1/4 аршина) круги эллиптической формы.

Между этими кругами вьется дорожка, такая узенькая, что на нее можно поставить только одну ступню. Вход в этот извивающийся между камнями проход только один. В центре лабиринта невысокая кучка камней. Со всех краев лабиринта до этой кучки по 10 проходов. Войдя в узкий вход, сделав по три поворота вправо и влево, вы быстро достигаете каменной кучки в центре, но затем узкая дорожка внезапно уводит вас влево, затем вправо — и вы описываете огромный круг по самой крайней дорожке, самой длинной. Описав этот круг, вы описываете затем — сперва влево, потом вправо — внутреннюю петлю лабиринта. Но вот дорожка, доселе единственная, перед вами раздваивается: куда идти? Если вы выберете дорогу вправо, она заставит вас описать узенькую петлю вокруг центра лабиринта, и вы вернетесь на то же место, откуда пошли, но только слева. Если вы выберете левую дорогу, она, также заставив вас описать петлю вокруг центра, приведет опять-таки на старое место, но уже справа. Вы заблудились. Но вам не надо было вообще обращать внимание на раздваивающуюся дорожку. Пройдя по левому или правому пути, вернувшись на распутье, вы должны продолжить путь, идти по той самой дорожке, которая привела вас к распутью, но уже в обратном направлении, чем вы шли в первый раз; вам придется вновь описать внутреннюю петлю, круг по самой крайней дорожке, потом приблизиться к центру и, описав внутреннюю самую маленькую петлю у центра, выйти к выходу. Все это становится ясным после изучения чертежа лабиринта, но в пути, бродя по таинственным дорожкам лабиринта, ничего не ясно — и мы путаемся, я и геолог, путается Митюшка, шагая за нами, — а П. в сторонке посмеивается.

Мы спрашиваем: что значит и зачем вавилон? Слова «лабиринт» он не знает.

— Вавилон был город древний. Войти в него можно, а выйти нельзя. Вот как вы теперь.

И смеется, подзадоривая нас.

— Да почему же здесь у вас вавилон?

— А вот для примера, чтоб видно было, положили. Когда Пугач еще был, до воли, — бежали сюда разные люди; после, как Пугача поймали, они и выклали.

Чудеса! Там, в Соловках — Петр Великий{3}, здесь — Пугачев.

Кто же и для чего выложил эти причудливые хитрые ходы, этот лабиринт?

На вопрос этот нет пока ответа.

Лабиринты, подобные нами виданным, разбросаны по Швеции, Норвегии, Финляндии, по нашему беломорскому и приокеанскому северу. Они не одинаковы по устройству, иные из них весьма просты (как лабиринт на Б. Заяцком острове), другие весьма сложны, но у всех их одна общая черта: они расположены почти всегда при море: так в Финляндии, по описанию финского археолога Аспелина, из всех известных ему пятидесяти лабиринтов только один находится внутри страны. Несмотря на северные ветры, бури и дожди, которыми так легко, казалось бы, раскидать или снести прочь небольшие камни лабиринтов, расположенных всегда на открытых местах, лабиринты хорошо сохранились и еще ясны их причудливые дорожки.

Что же можно сказать об их происхождении и целях, с какими они устроены?

Из всех существующих объяснений, данных археологической наукой, нет ни одного совершенно достоверного: все противоречивы и исключают друг друга. Русский ученый, академик Бер, первым открывший северные лабиринты в первой половине прошлого века, думал, что они являются памятниками исторических событий. Финский археолог Аспелин, более всех других исследовавший лабиринты, напротив, относит их к несравненно более далекому времени — к бронзовому веку. Наши археологи Кондаков и Я. Смирнов ставят их в связи с теми лабиринтами, которые устраивались в средник века в виде узоров на полах церквей. Одни относят лабиринты севера к временам христианским, другие — к языческим. Но никто не может сказать, к какому христианскому обычаю они относятся, для чего они служили; трудно решить, и для какого языческого обряда могли служить лабиринты. Лопари, с которыми пришлось нам иметь дело, говорят, что в их стране нет лабиринтов.

В Финляндии у лабиринтов встречаются разные названия, все больше названия славных городов: Иерихон, Ниневия, Иерусалим, Лиссабон; в Лапландии у всех лабиринтов только одно название: Вавилон. Но это название надо писать с маленькой буквы, потому что оно стало именем нарицательным для лабиринтов.

Для объяснения русского названия лабиринтов — «вавилон» интересно вспомнить, что в народной речи существуют повсюду выражения «писать вавилоны» — т. е. особо хитрые, спутанные круги, «расшито вавилонами» — т.е. расшито особенными узорами; вавилон, по народным понятиям, это что-то хитрое, запутанное, затейливое.

Вавилоны тесно связаны с морем.

Отсюда возникает естественное предположение, не являются ли северные лабиринты памятниками языческих верований, относящихся именно к морю и морским занятиям — мореходству и морским опасным промыслам? Лабиринты встречаются исключительно в странах, в древности имевших и ныне имеющих живейшую связь с морем — в Скандинавии, Финляндии, прибрежной Лапландии, Беломоре, Мурмане.

Доныне население этих стран хранит целый ряд суеверий и обрядов, относящихся к морю. Их христианских обычаев, относящихся к морю, повсеместен на русском севере обычай постановки креста для испрошения себе у Бога благоприятного плавания. Сколько таких крестов на Заяцком острове, сколько их по берегам океана и Белого моря! Этот христианский обычай не заменил ли какой-нибудь языческий обряд, относящийся также к морю и связанный с лабиринтом, а лабиринт ведь всегда в древности считался местом очищения и искупления, добровольной жертвой? Быть может, кресты на Заяцком острове только заменили собой лабиринты, которых к тому же так много осталось на этом острове?

Ведь еще недавно был на Мурмане совсем языческий обряд моления ветру, от которого все зависит на море, жизнь и смерть. Быть может, прошедший все ходы лабиринта и вышедший оттуда, не заблудившись, принеся жертву, считался чистым и мог не бояться морских злоключений и препятствий, бурь и скал, как боялся потерять верный путь в хитром лабиринте?

Нов се это одни лишь предположения, и доныне неразгаданной тайной смотрят на нас хитрые узоры северных вавилонов, сложенных из седых древних камней, под хмурыми тучами или незакатным солнцем.