…Возвращаюсь с перекура. В ЦП – характерный запах и емкость с прозрачной жидкостью. «Что это?» – спрашиваю у моряка, наполняющего кружку. «Спирт», – отвечает тот и объясняет, что всем членам экипажа рекомендовано выпить спирта для выведения из организма радиации. Но это не для меня, мне необходима ясная голова для восстановления связи.

И последнее. Прохожу через 2-й отсек, а в кают-компании крутят фильм «Золотая симфония» – балет на льду с чудесной музыкой. Моряки смотрят картину, а кругом бушует радиация! Я остолбенел. По трансляции раздалась команда, несколько моряков встали и пошли заступать на вахту. Замполит командира К-19 капитан 2-го ранга Александр Шипов организовал сеанс и отвлек моряков от тяжких дум. Молодец! Даже не верится, было ли это?!

В 23.00 по указанию Берега к К-19 подошла третья подлодка – С-268, командир Геннадий Нефёдов. Теперь экипаж К-19 был эвакуирован полностью. Усилившийся шторм мог сорвать пересадку людей. Но успели!

Через несколько суток подошел спасатель «Алдан». Он привел безлюдную К-19 в губу Западная Лица. В память врезалось несколько эпизодов:

…Эвакуация. Вечер, низкое солнце, море волнуется. На нашу К-19 с ее немалым водоизмещением качка почти не влияет, а «дизелюху» хорошо подбрасывает у нашего борта. Выбираю момент для прыжка… Прыгаю, и меня подхватывают под руки на палубе. Раздеваюсь полностью, все снятое летит за борт, оставляю лишь часы и документы. В 1-м отсеке на «пятачке» у торпедных аппаратов мне льют на голову из чайника теплую воду. Это первичная дезактивация.

Говорю, что с меня стекает в трюм радиоактивная вода, в отсеке будет радиация. Мне отвечают: «А мы ее откачаем».

…21–22.00. Офицеры К-19 плотно сидят вокруг столика кают-компании. Одеты кто во что: матросская роба, белая рубаха, гражданская сорочка. На столе что-то из еды, но никто не ест. «Может, налить «шила?» – спрашивают хозяева. Соглашаемся на компот.

«Кто тут из вас старший? Вашему экипажу – радиограмма!» Старший среди нас – помощник командира капитан 2-го ранга В. Енин. Он знакомится с радиограммой, затем сообщает нам, что Командование СФ приказывает всем командирам боевых частей и служб К-19 подготовить вахтенные журналы для дачи показаний следственным органам. Мы еще не добрались до Берега, а органы уже начали свою работу.

…Ищу себе место для отдыха. В кают-компании на диванах и столе лежат люди, во 2-м отсеке мест нет. Иду в 1-й отсек, здесь также всюду лежат люди. На 3-ярусных койках – наши переоблученные моряки из аварийной партии. Среди них Юрий Повстьев. Вахтенный моряк откуда-то достал и дал мне матрас. Огляделся, единственное свободное место – между торпедными аппаратами. Прошел между ними в нос, бросил матрас на настил, там и лег. Чувствуется качка, слышны удары волн о нос подводной лодки.

…Утро. Завтрак. Кто-то из офицеров-хозяев говорит Енину, что моряки К-19 не встают и не завтракают. Енин приказал своим офицерам поднимать людей, пошел и я. Действительно, все наши люди лежат в лёжку, но мы их растормошили, они поднялись и даже завтракали.

…10.00. «Пожарная тревога!» – не учебная: горит электрощит в корме. Только этого не хватало! Щит отключен, пожар ликвидирован.

11 – 12.00. Попытка перейти с подводной лодки на эсминец. На мостике 3 человека из аварийной партии, их не узнать: лицо и шея распухли, шея сравнялась с плечами (кто-то сказал, что это следствие поражения щитовидной железы). Ребят поддерживают под руки. Из-за большой волны переход на эсминец не состоялся.

15.00. На эсминце (как там оказался – не помню) получил истинное удовольствие от мытья в душевой. Это 2-я дезактивация. Нам выдали новую матросскую робу.

15.30–17.00. На палубе эсминца – яркое солнце, тепло, голубое небо, легкий ветерок приятно обдувает лицо, сушит волосы. Эсминец идет полным ходом. Справа – близко берег, который смещается на корму. Прошу закурить у моряка с эсминца. Он отвечает, что у него нет, затем исчезает и возвращается с пачками папирос «Беломор», раздает их подводникам в новых робах. Наверное, купил на свои кровные в судовой лавке. Мы благодарим его и затягиваемся. Благодать!

21—22.00. Город Полярный. Госпиталь. Зеленые армейские палатки, в них душевые. Это 3-я дезактивация.

Утром в коридоре госпиталя меня перехватил пом. командира Енин, исполнявший в походе обязанности и старпома, схватил меня за руку, повел по коридору: «Где ты пропадаешь? Подведешь ты меня под монастырь!» Он завел меня в комнату, где стояли стол и стул, сказал: «Вот тебе бумага и ручка! У тебя 5 минут! Садись и пиши все о связи в день аварии». И ушел. Через 5 минут он появился и забрал наспех написанный мною текст. Енин спешил то ли на доклад командованию, то ли на допрос, об этом я мог лишь догадываться. Так появилась краткая записка – мой письменный доклад командиру К-19 о действиях БЧ-4 (радистов) в день аварии. Через 42 года снятая с нее ксерокопия попала мне в руки и помогла восстановить в памяти многое.

В госпитале начались допросы «компетентных органов». Подписывал страницы протоколов и объяснительные записки флагманским специалистам по связи. Допросы носили обвинительный характер – как я дошел до такой жизни, что допустил выход из строя атомной подводной лодки К-19 в целом и средств связи – в частности. «Собак не злил», говорил и писал лишь минимум о своих действиях, и так, чтобы мои слова не были истолкованы во вред мне и членам экипажа. Не упоминал я о пропадающем дефекте передатчика «Искра», о недостатках в организации связи на случай ЧП между участниками учения, понимал прекрасно: я – маленькая фигура в большом конфликте, где столкнулись интересы военно-промышленного комплекса страны и ВМФ СССР.