— Бессмысленно изводить себя запоздалыми упреками, — Эрик выдавил фальшивую улыбку. Ему было приятно, что жена страдает от своей потери, в которой сама же, конечно виновна. Эванс по доброте душевной говорил об узких костях таза госпожи Аллен и злой случайности, повернувшей плод в самое неудобное для родов положение. Но Эрик Девизо не сомневался — если бы супруга хоть отчасти была наделена присущим ему здравым смыслом и старательно придерживалась советов мужа, они бы имели не одного, а нескольких отменных сыновей.

— Боже… Боже! Мне так горько, Эрик… Я… я должна была умереть! — Пат зарыдала, спрятав лицо в ладонях.

— Перестань, не следует усугублять свое недомогание. — Муж поморщился и крепко стиснул тонкие губы. На секунду он задумался:

— И еще одно. Это надо решить прямо сейчас, Патриция. Если хочешь, воспринимай сказанное, как ультиматум с моей стороны. — Эрик не счел нужным, отложить неприятный разговор. Ему хотелось нанести еще один удар обманувшей его лучшие надежды женщине. Этой изнеженной, очаровательной, беспечной как птичка, французской красотке, которую он однажды возжелал с такой силой, что сделал своей женой. — Милая, речь идет о судьбе нашего брака, — голос Эрика стал изуверски вкрадчивым. — Ты никогда больше не выйдешь на сцену, если имеешь намерения остаться со мной. Ты должна стать примерной женой и матерью. Не такой… не такой вертушкой, как это принято в твоей семье…

Патриция промолчала, опустив мокрые ресницы. Ее всегда больно ранила неприязнь мужа к своей матери, Парижу, Франции, — всему, что окружало ее с детства — порханию музыки в просторных комнатах, запаху свежей краски, исходящей от приобретенных отцом картин, открытости и демократизму их шикарного «богемного» парижского дома, духу грациозной непринужденности, легкой насмешки в решении всех жизненных проблем, включая самые серьезные, относимые Эриком к рангу «стратегически важных действий». Аллены славились широтой взглядов, утонченностью вкусов, великодушием и снисходительностью, свойственными редкому союзу богатства и искусства.

Патриция гордилась своей семьей, не позволяя обычно Эрику переходить в открытое наступление. Сейчас у нее не было сил возмущаться, спорить, сетовать, просить пощады. Неудержимо клонило в сон и хотелось, чтобы этот человек с убийственно — спокойным голосом ушел.

— Потом, потом поговорим, Эрик. Прошу тебя, позже. Мне нехорошо.

— Теперь или никогда. Я хочу разорвать этот порочный круг сейчас же. Хорошая актриса не может быть достойной супругой, а достойная супруга не станет лицедейкой. Выбирай.

— Хорошо. Ты победил, Эрик, — Патриция горько улыбнулась, зная, как всегда льстило мужу придуманное ею обращение — «Мой победитель». Сейчас в ее голосе сквозила грустная ирония.

— Отлично. Остальное обговорим дома, — довольно кивнул Эрик, не выносивший «психологических драм» — и нажал кнопку звонка. В дверях тут же появилась Сесиль, а за нею медсестра с запеленутым младенцем в руках.

— Ну, наконец — то! Поздравляю, девочка моя! — Сесиль бросилась к дочери, почти оттолкнув освободившего ей место зятя. — Почему слезы, милая? Сегодня у нас большая радость! Ну-ка, возьми, подержи свою малышку — она такая прелесть!

Патриция неуверенно придержала рукой дочь, уложенную ей под бок медсестрой.

— Мама, ты еще не знаешь… — начала она.

— Все, все знаю, дорогая. Значит, так распорядились на небесах. Там решили, что наша крошка должна стать единственным сокровищем своей семьи, главной и неповторимой. — Сесиль склонилась над ребенком, дотронувшись до сжатой в кулачок крошечной ручки. — Эрик, дорогой, подойдите же ближе, не бойтесь!

Новоиспеченный отец бросил взгляд на свою дочь из-за плеча тещи. Да, именно этого он и боялся. Девочка не только явилась непрошеной, подменив долгожданного сына, она лишила его настоящего отцовства, поскольку только мальчику может быть отдано сердце мужчины. Вдобавок ко всему эта куколка действительно станет главной в семье, заняв в душе Патриции принадлежащее мужу место. Она сделает дом Девизо домом Алленов. В горле Эрика набухал комок обиды, готовый пролиться слезами. Он крепко сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладонь и отступил к окну.

— Вы не находите, что малютка чрезвычайно похожа на маму и свою очаровательную молодую бабушку! — некстати воскликнула медсестра, пытаясь разрядить возникшее напряжение. — Мадам Патриция настоящая красавица и девчушка, думаю, в невестах не засидится.

— Пожалуй, мне пора идти — я не спал всю ночь, — склонившись над кроватью, Эрик поцеловал руку жены. Его холодный взгляд мельком коснулся ребенка. — Я позабочусь насчет имени девочки, дорогая.

Патриция благодарно улыбнулась и сжала пальцы мужа. Все-таки он очень великодушен. Ведь было сразу решено, что сына назовут Эриком, о девочке они и не думали.

Слезы снова потекли по ее щекам и сквозь их теплую пелену женщина увидела крошечное личико с чмокающими, собранными в бутон губами. На пухлых щечках лежали длинные, абсолютно кукольные ресницы. Они дрогнули и медленно поднялись: на молодую мать пристально и серьезно смотрели круглые эмалево-синие глаза. Мгновение — одно короткое, пронзительное мгновение и тайна единства родившего и рожденного, давшего жизнь и вступившего в нее — самая сокровенная тайна бытия, открылась Патриции во всей своей непостижимо-прекрасной, мудрой глубине.