Шрифт:
— А противоядия тогда зачем?
— Хочу сыграть с ним в игру. Слушай, док, ты же психолог…
— Психиатр.
— Да не важно. Что, правду говорят, будто нет нормальных людей?
— Большинство людей абсолютно нормальны, агент Дантон. Просто у каждого есть свои индивидуальные особенности. Ну и смотря что понимать под нормальностью.
— То есть, если бы все люди были психами, то они бы все были нормальными?
— Да, агент Дантон.
— А вот скажи, ты прям видишь отклонения каждого?
— В большинстве случаев. Но я не назвал бы…
— А почему они возникают?
— Большое влияние играет детство, социальная среда, окружение, навязываемые стереотипы…
— А я вот в приюте рос. — Дантон шутовски скривил лицо. — Ни мамы, ни папы, так плохо, так плохо! Знаешь, что у нас там иногда воспитатели делали со старшими девочками?
— Подумаешь. — Фыркнула Гувер, выходя из-за двери. — Подумаешь, приют! Вот бы мне оказаться там! Да я бы все отдала, чтобы расти в приюте, а не здесь!
— Как ты встала? — Коннор уставился на нее, как на привидение. — Снотворное…
— Не действует твое снотворное! Воспитатели, девочки! — Гувер круто повернулась к Дантону. — Да вы даже представить себе не можете, что с ними тут делают! Вы ничего не знаете, ничего!
— Да ладно, подумаешь. — Обиделся Дантон. — Никто из местных сироток никогда не жаловался.
— Вот именно. — Гувер усмехнулась, уперев руки в бока. — Никто и никогда. Потому что здесь нас учат молчать. Подчиняться. Не думать. Из нас делают пушечное мясо и учат благодарить за это. А вы приходите с воли, вы можете уйти, когда захотите, вас берегут, а мы умираем. Когда мне было пять лет, мне три раза ломали руку, учили терпеть боль и не чувствовать страха. Не от злости или ненависти, а потому, что так написано в правилах об обучении новобранцев. Потом нас всех били ногами, двое огромных мужчин, чтобы мы учились никому не верить и бояться тех, кто сильнее. Ну и дополнительный стимул самому становиться сильнее, конечно же. И вы это никогда не услышите ни от кого из сироток, сэр, потому что это просто страшно вспоминать. И еще потому, что они считают, что это нормально, что это так и надо, сэр. Все, чтобы наша любимая страна жила спокойно, пила, жрала и разлагалась. Все ради национальной безопасности. Среди десяти убитых агентов девять — сиротки. Может быть, мы были бы не против такой судьбы, но у нас отнимают даже право выбрать ее добровольно. И мы до самого конца будем подчиняться, а если повезет, то убедим себя, что в этом наше счастье: полное государственное обеспечение и еда по карточкам, а также интересные командировки в другие страны под полным контролем со стороны руководства.
Она перевела дух и оперлась рукой о стену.
— Но вы никому не скажете о моей маленькой исповеди, сэр? Конечно нет, потому что всего этого просто не может быть, это невероятно, это не может быть правдой.
— Агента Джокер, пройдите в кабинет мистера Доусона. — Затрещал динамик. — Агент Джокер…
— Надо же, как вовремя. — Сказала Гувер и вышла, хлопнув дверью.
— Да-а-а-а, вот это ПМС! — Протянул Джо. — Так что там с противоядиями, док?
Глава 28. Классический случай
Высокий худой француз сидел в кабинете Доусона, манерно закинув ногу на ногу. Черные острые усики топорщились в стороны, как пики, такие же тонкие, как его ноги и руки. Гувер, никогда не сталкивавшаяся раньше с людьми нетрадиционной ориентации, сразу ощутила нетолерантную неприязнь, отнюдь не улучшившую ей настроения. Сорвалась, как девочка, и разболтала Дантону то, что даже вспоминать не хотелось. И Коннору… Интересно, где на базе можно спрятать труп?
— Агент Гувер по вашему приказанию прибыл, сэр.
— Агент Гувер, это ваш инструктор. — Сказал Доусон, указывая ручкой за шестьсот долларов на незнакомца. — Он будет учить вас танцам.
Внешне малышка осталась невозмутимой, внутренне же содрогнулась так, что вибрация прошлась по комнате, заставив закачаться наградные листы в рамках.
— Да, сэр.
— Можете приступать прямо сейчас. — Доусон покатал в руках ручку.
— Есть, сэр.
Французик поднялся, пригладив сильно блестевшие от геля волосы с большими залысинами.
— Меня зфать Пьер Рошель. — Сказал он. — Я буду ушить тепья не только танцам. Я буду ушить тебя быть женшшиной.
Пробиравшийся по коридору агент Клеммон громко рассмеялся, услышав такое заявление, и тут же был наказан громовым голосом Доусона, просившего зайти. Буквально вчера агент потратил выданные из бюджета на операцию деньги на стриптизершу из Айдахо и ломал голову, как объяснить это в отчете служебной необходимостью.
— Да, сэр Рошель. — Ответила Гувер, чувствуя, что губы кривятся то ли в сардоническую улыбку, то ли в гримасу отвращения.
Приказы не обсуждаются, спросить у Доусона, зачем он выдумал танцы, не предоставлялось возможным.
— Пьер. — Поправил хлыщ. — Ты зфать меня Пьер.
— Да, Пьер.
— Хорошо, Пьер.
— Хорошо, Пьер. — Послушно повторила Гувер, чувствуя желание поправить французу немного торчащий в сторону нос.
— Пойтем. — Велел он. — Ты пудешь рассказывать мне сфой жизнь. Нет-нет, идти не как сольдат, идти как шенщин.
Гувер остановилась, машинально пристукнув пятками.
— Так. — Показал Пьер Рошель и пошел, плавно покачивая бедрами. — Женшин идет так, чтобы фсе смотреть на ней.