Значит, надо аккуратно сохранить животное или его шкурку, точно записать, где и когда оно добыто, в каком месте, среди какой растительности и т. д. И потом, вернувшись из экспедиции, определить — открытие это или нет.

Сейчас науке известно около 9 тысяч видов птиц. В середине прошлого века их известно было гораздо меньше. Пастор Брем понимал, конечно, что список известных ему и его современникам птиц далеко не полный. И видимо, об этом, об открытии новых видов птиц, о том, что необходимо учесть, чтоб сделать эти открытия, и говорил Христиан Людвиг Брем с бароном фон Мюллером.

Возможно, говорили они и о другом. Например, о птичьих перелетах, которые тогда очень занимали ученых. Впрочем, не только тогда.

О перелетах птиц люди знали очень давно. Ведь не могли же они не обратить внимания на то, что весной многие пернатые появляются, а осенью исчезают. Но вот куда они исчезают — представить себе не могли. Великий натуралист древности Аристотель писал в своих трудах, что птицы на зиму прячутся в дупла деревьев или пещеры. Но этому не очень верили, потому что никто никогда не находил в дуплах и пещерах спящих птиц. Гораздо больше верили люди легенде, что птицы на зиму погружаются в воду и там остаются до прихода весны. (Даже в это фантастическое предположение могли поверить люди скорее, чем в то, что птицы на зиму улетают в жаркие страны.)

Эта легенда жила много веков, и лишь в 1740 году она была развеяна. Один немецкий натуралист обмотал красными нитками ножки ласточки и на следующий год, поймав ее на гнезде, внимательно изучил эти нитки. Никаких признаков того, что нитки долго находились в воде, он не обнаружил.

Однако и до этого эксперимента, видимо, догадывались люди, что не в воде зимуют птицы. Но где?

Делались робкие попытки выяснить это. Так, в 1710 году в Германии была поймана серая цапля с серебряным кольцом, надетым на нее в Турции.

Очевидно, это было известно пастору Брему. Но уж что несомненно было ему известно, так это история с аистом, пойманным в 1822 году в Германии. Аист этот нес на себе стрелу, изготовленную, как определили специалисты, в Африке.

Значит, птицы, живущие в Германии, зимуют в Африке?! Барон имеет возможность понаблюдать в Африке за европейскими птицами…

В общем-то, пастор Брем, как и некоторые его коллеги, был уверен в том, что птицы совершают ежегодно тысячекилометровые перелеты. Он не раз упоминал об этом в своих работах, но, как совершают птицы эти перелеты, как находят дорогу, как ориентируются, как у них хватает сил на такую дорогу, — этого ни пастор Брем, ни другие ученые тогда не знали [1] . Но вопрос этот его очень интересовал, и вряд ли он не говорил об этом с бароном.

Очевидно, говорили они и о многом другом, о чем мы можем только догадываться. Очень возможно, что многое в этом разговоре нам показалось бы наивным; быть может, они горячо обсуждали и такие вопросы, которые сейчас даже у школьников не вызывают сомнений. Но надо ведь помнить, что разговор-то этот происходил весной 1847 года, то есть в середине прошлого, XIX века.

Да, к середине XIX века зоология значительно продвинулась вперед по сравнению с тем, что происходило в науке еще сравнительно недавно. И в то же время она сделала только первые по-настоящему значительные шаги. Еще не было известно учение Чарлза Дарвина, еще не было открытий и работ многих других зоологов и биологов, продвинувших вперед науку. Не было еще и книг Альфреда Брема. И никто даже предполагать не мог, что они когда-нибудь будут: ведь он изучал искусство и собирался стать архитектором.

В жизни нередко бывает: одних людей ничто не влечет, у них ни к чему нет особого призвания, у других призвание ярко выражено, третьи увлекаются и одним и другим, причем иногда кажется, что эти увлечения несовместимы, должны взаимно исключать друг друга.

Альфред Брем принадлежал к этой, третьей группе или третьему типу людей. Едва научившись как следует ходить, он уже долгие часы проводил в лесу — благо лес находился буквально за домом. Когда стал старше — вместе с отцом, а потом и самостоятельно, с рассвета до темноты, бродил по лесистым холмам Тюрингии. Альфред знал в округе чуть ли не каждую тропинку, мог по голосу, по полету определить любую птицу, жившую в тюрингских лесах.

И в то же время было другое увлечение, пожалуй, не менее сильное. Он очень рано научился читать, и книги для него стали такой же радостью, такой же необходимостью, как лес. Особенно любил он книги о жизни художников и музыкантов, очень нравились ему стихи — их он запоминал легко и быстро, как запоминал птичьи голоса. А когда длинными зимними вечерами вся семья собиралась в столовой и мать читала вслух Гёте и Шиллера, Гюго и Шекспира, не было более внимательного и увлеченного слушателя, чем Альфред. И, наверное, никто тогда не мог сказать, что больше волнует и увлекает Альфреда — литература и искусство или природа.

Великий немецкий поэт Гёте был и известным натуралистом. Он писал о себе:

Эти слова можно в полной мере отнести и к Альфреду Брему: в нем всю жизнь жили два человека — поэт и ученый, жили, не только не мешая, но и очень помогая друг другу.

Однако тогда, в четырнадцать лет, когда Альфред окончил сельскую школу и ему надо было делать выбор, решать свою судьбу, победил поэт, страсть к искусству и литературе, привитая матерью, победила любовь к природе, воспитанную отцом. Он решил стать архитектором.