— Наперво волостеля твоего выкурим. Поведёшь против своего-то?

— Не мы выбирали, Петром ставлен, дак, — снова пожал плечами староста, — потому и проведу.

Наутро, пока отряд ещё не двинулся, приехали ещё несколько старост, и Волку снова пришлось повторять сказанное давеча. А вчерашний гость не обманул, прислав своего сына шустрого быстрогласого Янчула.

По дороге попадались бежавшие от рати и теперь возвращающиеся смерды, кто с опаской, а кто с любопытством поглядывающие на русов. Ратше запомнился высокий черноволосый мужик, опиравшийся на рогатину и мрачно оглядывавший ехавших по дороге находников. Его баба, спрятавшись за широкую мужнину спину, прижимала к юбке двух черноголовых глуздырей.

— Это Дайчо, — сказал сын старосты, шустрый быстроглазый Янчул, — нет такого, что бы хоть раз в жизни его напугало, могу поклясться, что он никуда и не уходил.

— Ты знаешь всех в округе? — спросил Ратша.

— Мы с тобой недалеко уехали. В нашей волости восемь сёл, а наше, Денято, самое большое, в нём и сидел наш волостель, пока во град не сбежал. У себя-то я знаю многих.

Янчул помахал рукою Дайче.

— А за нашей волостью и по Дунаю, и до Доростола, — Янчул махал руками, показывая направления, — тоже люди живут. Все ждали вас, но не многие верили, что грабить не будете.

Крепость, в которой засел волостель, издали казалась нагромождением камней. Лишь когда подошли ближе — подросли стены, открылись взору полуразвалившиеся башни, угадывались очертания старого, разползшегося от времени рва. Таких кредо стей, построенных для охраны границ от варварских племен в предзакатную пору Римской империи, по Дунаю было множество. Камень обрастал кустарниками, деревцами, корнями своими разрушавшими твёрдую породу. Кое-где щели были заделаны брёвнами и досками, обмазанными глиной, на башнях, зияющими тёмными оскалами провалов, угадывались люди. Ратша, прикрыв ладонью глаза от солнца, усмехаясь, рассматривал крепость. Такой град взять на щит — плёвое дело, и не такие орешки раскусывали.

Конные переговорщики подъехали к граду, тянули вверх белый щит:

— Князь русский Святослав идёт на вас! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь или умрите сражаясь!

Из крепости редко и недружно ответили стрелами. Ближний к стенам конь дико взоржал, взметнулся на дыбы, запрыгал на месте. Седок какое-то время пытался удержаться, но всё же вылетел из седла, вскочил на ноги, но тут же присел, схватившись за ногу — стрела попала в голень. Кметь запрыгал зайцем-хромоножкой по заросшему высокой выцветшей травой полю к ожидавшему товарищу, схватил того за пояс, подтянулся и шлёпнулся на лошадиный круп. Лошадь, будто чуя опасность, с короткого разгона взяла в намёт.

— Ну ладно! — прорычал Волк и, обернувшись к воеводам, велел готовиться к приступу.

Громко и протяжно в крепости пропел рог. Распахнулись ворота и с дюжину всадников выехали из них с белым стягом. Ратша чуть тронул острогами коня. Вороной, повинуясь, пошёл на сближение.

Плечистый болгарин спешился, склонил перед воеводой голову в коженном шеломе:

— Мы не хотим сражаться со Святославом, ибо с добрыми намерениями к нам идёт. Воеводу и ближников его связали и передадим на вашу милость.

Из града один за одним выходили защитники, сдавали оружие. От пленных Волк узнал, что со дня на день ожидается большое войско с воеводой царя, Борисом. Ратша помрачнел. Сил не доставало явно, а Свенельд, небось, не дошёл даже до Дуная. Но отступать было нельзя, люди, поверили русским, стали возвращаться в сёла, уже несли снедь, продавая за звонкую монету по ценам дороже, чем в недалёком Доростоле. Русские стали готовиться к осаде.

На третий день во град явился вестоноша от Свенельда. Вести были добрые: Мстислав оставил обоз на переправе и шёл сюда с войском и с весьма вовремя подоспевшими уграми, ведомыми князем Калошем.

А болгарский воевода Борис опаздывал. Как и предупреждал Янчул, весть о разгроме Радована летела за войском оперённою стрелой и вонзилась прямо в спину. Первым её почувствовал воевода Глеб. На днёвке, пройдя мимо стражи, отшвырнул полог Борисова шатра.

— Я ухожу, — сказал он.

Кроме Бориса в шатре находился двадцатитрёхлетний воевода-комит Лев. Горячий и отважный в бою, он был вторым в войске и норовом своим дополнял осторожного Бориса. Оба с удивлением уставились на Глеба.

— Ратные ропщут, бегут и повестили мне: если не уйду, то уйдут сами. Русы Радована погромили и под городом моим стоят.

— Повесь нескольких для острастки, — посоветовал Лев.

— Мои ратные — не фракийские бараны и на силу силой и ответят. Русов никто не останавливает, народ больше от нас бежит, нежели чем от них. Столица моя без защиты осталась, а я на бой иду, который невесть чем кончится.

— Ты землю свою защищаешь, — подал голос Борис.

— От кого? Русы болгар не трогают. От Петра впору защищать!

Глеб осёкся и тут же выправился:

— Ратные мои так говорят.

— Ромеи за золото к нам русов послали!