Первая атака была неожиданной и увенчалась успехом. Спланировав вниз, юнкерсы, с ревом пронеслись над палубными надстройками и сбросили на суда свой смертоносный груз. Рвущиеся бомбы накрыли два транспорта и они потеряли ход, а на одном из эсминцев сопровождения, получившем прямое попадание в рубку, вспыхнул пожар, и он отвалил в сторону. Но уже при втором заходе, конвой открыл ответный огонь, и все смешалось в адском грохоте. С ревом пикировали самолеты, оглушительно рвались бомбы и, сотрясая воздух, гремели залпы корабельных орудий.

Выйдя из пике, Крюгер набрал высоту и, решив добить оставшийся без хода эсминец, направил тяжелую машину в его сторону. Корабль окутался дымовой завесой, из которой в сторону атакующего юнкерса понеслись орудийные и пулеметные трассы.

Зайдя к кораблю с кормы, где их было меньше, майор лег на боевой курс, а бортинженер приник к бомбовому прицелу, в котором стремительно нарастал силуэт корабля. Когда, едва не задевая надстройку, самолет пронесся над целью, он нажал кнопку сброса и серия бомб пошла вниз. В ту же секунду в юнкерс попал снаряд, он завалился на крыло и стал терять высоту. Последнее, что увидел Крюгер, были стремительно несущиеся ему навстречу и кипящие от взрывов волны…

В это же время, по блестящему под солнцем фирну, от базы эскадры люфтваффе, в сторону Полюса, удалялись три собачьих упряжки. В первой, за спиной рослого ефрейтора — шведа, выполняющего роль погонщика, полулежал с сигаретой в зубах Макс Ланге, а в остальных находились еще четверо егерей. Вся группа была в арктической экипировке — меховых комбинезонах, защитных масках и темных очках. Их путь лежал к острову Греэм Белл, располагавшемуся в сотне километрах от базы. Именно на нем, по сведениям воздушной разведки и находилась стоянка эскимосов, которую необходимо было разыскать и уничтожить.

Полученное задание не смущало капитана. За время службы в горно-стрелковых частях он привык к такого рода поручениям. Их Ланге не раз приходилось выполнять в свое время в Греции, а потом и в Норвегии.

— Ах, как тепло и солнечно было на Крите, — вспоминал капитан. — А какое вино и женщины? Не то, что здесь, во льдах, где одни медведи и ночные сполохи на небе. Он огорченно сплюнул и толкнул ефрейтора ногой.

— Хельмюрс, вам приходилось иметь дело с эскимосами?

— О да, господин капитан, до войны я плавал на норвежском китобойном судне и видел этих дикарей, — обернулся тот к Ланге. — Мы не раз посещали их стоянки.

— И что они из себя представляют?

— Да как сказать? Это немногочисленное племя, обитающее в Гренландии, и еще на ряде островов в Арктике. Кормятся охотой на китов, медведей и рыбалкой. Живут в снежных норах, грязные и очень любят спирт.

— Знаешь ли ты их язык?

— К сожалению, нет, господин капитан.

Первый день путешествия прошел без приключений, и когда солнце склонилось к горизонту, егеря остановились на ночлег у отдельно стоящего тороса. Не выпрягая собак из упряжек, они накормили их мерзлой медвежатиной и разбили три небольших палатки. Затем, разогрев в них на спиртовках мясные консервы, основательно подкрепились, хлебнули рому и, забравшись в спальные мешки, завалились спать.

Утром, когда немеркнущее солнце вновь покатилось по небу, стрелки позавтракали, свернули лагерь и двинулись дальше. Через десяток километров, путь упряжкам преградила глубокая извилистая трещина во льду, тянущаяся перпендикулярно их курсу. Ланге внимательно осмотрел ее, выругался и приказал объезжать — препятствие оказалось непреодолимым…

Всю ночь старый эскимос Айаго беспокойно ворочался на своей постели из тюленьих шкур, слушая долетающий со стороны фиорда [6] шорох и треск дрейфующих льдин. Накануне, охотясь в скалах на птиц, его сыновья видели в море стаю китов, и вот уже второй день в заливе для них приготовлена сеть, у которой посменно дежурят мужчины рода.

Он небольшой, всего четыре десятка мужчин и женщин, не считая детей. В эти места род Айаго переселился прошлым летом, приплыв на каяках с северного побережья Гренландии. Путешествие было долгим и утомительным. Во время него погибли две лодки с людьми. Одна утонула во время сильного шторма, а на вторую обрушился тающий айсберг. Но усилия не были напрасными. Воды вокруг острова кишели рыбой, в скалах гнездилось множество птиц, а в тундре водились белый медведь и песец. На берегу одного из фиордов переселенцы обнаружили несколько бревен и останки кита, которые использовали для постройки трех иглу [7] и рыбных вешал. Здесь же, рядом, вырубили во льду несколько ям для хранения запасов копальхена [8] и рыбы.

Промысел в то лето был небывало удачным. В котлах не переводилось мясо моржа и нерпы, а вешала гнулись под тяжестью жирной трески. Однако за длинную полярную зиму запасы основательно поубавились, и их следовало пополнить.

Айаго встал с постели, подживил нерпичьим жиром едва мерцающую плошку и та, весело потрескивая, осветила подземное жилище. Вдоль его стен, увешанных охотничьим снаряжением, завернувшись в шкуры, спали обитатели иглу — мужчины, женщины и дети. Все они были потомками старого охотника. Здесь же, у низкого, ведущего наверх лаза, свернувшись в клубок и прикрыв морду пушистым хвостом, дремал лохматый Хурх, верный спутник Айаго, не раз спасавший ему жизнь.