В твоем возрасте Орсон Уэллс уже был знаменит. Достоевский уже написал «Преступление и наказание» [54] .

Моцарт завершил все лучшие свои творения. А сэр Перси Биши — так тот и вовсе утоп!

Невыразимо подавленный, Джейк завел мотор и покатил прочь. Свернув на улицу, где жил Люк, машинально глянул на его окна, и сердце радостно ёкнуло: в спальне свет!

Отпирать Люк вышел в халате.

— Ты что тут делаешь? — накинулся на него Джейк.

— Как что? Живу я тут. — Времени было четыре утра. — А ты… вот, сейчас наберусь храбрости да и спрошу: ты-то что тут забыл?

— Да как-то не спится.

— И мне тоже. Выпьешь?

Они поговорили о перспективах постановки пьесы Люка в других театрах, о сценарии, с которым носился Джейк, о сенаторе Джоне Кеннеди и его шансах на президентство, а также о том, надо ли им со всеми вместе принять участие в следующей, пусть и бессмысленной, манифестации на Трафальгарской площади. Говорили обо всем, кроме Нэнси. Наконец, Джейк спросил:

— А ты чего там — вроде недолго с ней пробыл-то, а?

— Ушел почти сразу. У нее голова разболелась.

— Ай, как жалко!

— Да-а… Как она на твой взгляд?

— Да так себе. А на твой?

С годами эта пара реплик у них троих стала чем-то вроде пароля. Тем самым застолбив один из тех моментов, которые их объединяли.

Следующим вечером, как запомнилось Нэнси, Джейк приехал рано, чтобы было время покаяться, поскольку ожидал, что встретят его сердито.

А наутро они вместе улетели в Париж, и только там, когда она уже лежала в его объятьях, он признался, что на случай, если бы она принялась ругать его за испорченный вечер с Люком или вдруг пригрозила выгнать, у него было заранее намечено разыграть приступ люмбаго.

— Тогда бы мне пришлось зависнуть у тебя на неделю, я лежал бы в постели беспомощный и никак не мог бы противостоять самым извращенным твоим притязаниям.

В такси все это вспомнив, Нэнси улыбнулась.

То был 1959 год.

С тех пор появились Сэмми, Молли и Бен. Восьми лет как не бывало.

Когда в паб «Дюк оф Веллингтон» — тот, что на Портобелло-роуд, — крутя головой, торчащей над толпой посетителей, опаздывая, влетел запыхавшийся Люк, он не сразу углядел Нэнси, и она в этот момент вдруг увидела его ревнивыми глазами Джейка. Вытянутое лицо Люка стало теперь полнее, обрюзгло, появились морщинки, он завел бачки (как бы в помощь редеющим льняным волосикам) и окружил подбородок полукольцом монгольских усиков а-ля Фу-Манчу [55] . На Люке был желтый свитер с высоким воротом, коричневый замшевый пиджак и до неприличия обтягивающие узкие брючки с накладными карманами — похоже, не обошлось без Дуга Хейварда [56] . На сцене те же, входит их общий друг, стиляга, — сказал бы Джейк.

Ну стиляга, ну и что, внутренне заспорила с ним Нэнси, сопротивляясь навязанному Джейком неприятию и досадуя на себя за то, что его предубеждения застят ей белый свет, причем даже в его отсутствие! Люк, уговаривала она себя, все равно чудный, он всегда мне рад, всегда обо мне помнит, не то что некоторые другие. Да ведь нам с Джейком и самим уже под сорок!

Люк привлек к себе Нэнси.

— Как прошло вчерашнее заседание?

— Давай об этом пока не будем. Что Канада? Поклонники таланта падали ниц?

Ну, не то чтобы… Зато все их старые друзья в Торонто, по его словам, очень интересуются неприятностями Джейка, источают сочувствие, но жаждут грязи.

— Слушай, — резко сменив тон, заговорил он торопливо, — я хотел бы кое-что прояснить. Я, конечно, ни на секунду не допускаю мысли, что Джейка приговорят к чему-то более серьезному, чем какое-нибудь всенеприятнейшее предупреждение, но ты в любом случае о деньгах можешь не беспокоиться. В случае чего я смогу тебя обеспечить, причем левой ногой.

Этот сможет. И даже не ногой. Одним мизинцем. Тем не менее Нэнси была тронута. На глаза навернулись слезы.

— Да ладно, я и так уверена, что ты нас не бросишь.

— Ты что это? Иронизируешь? — Он нахмурился.

— Нет. Честно. Но лучше не надо. Джейку это не понравится.

Люк не настаивал.

— Какой идиотизм, — скривился он. — Ну, в смысле, суд, все это дело. Не верю ни единому слову. А ты?

Нэнси посмотрела на него настороженно:

— Не думала, что твоя убежденность нуждается в подпорках.

— Да ну, черт, нет, мы ведь три года жили вместе, в одной квартире, забыла? Я отлично знаю: нет у него никаких извращенных наклонностей! Да и вообще он в этом смысле скромник.

— Да. Но в той заварухе он был не один.

И она поведала Люку о том, что Гарри (второй фигурант дела) — субъект уже судимый, даже дважды, причем один раз за шантаж.

— А что по этому поводу говорит Джейк?

— Он думал, что Гарри привирает, а когда узнал, что все правда, тут уж, как говорится, прибалдел. От этакой безбашенной изобретательности. — Сказав это, Нэнси не удержалась от смешка. Люк тоже усмехнулся. — Джейк сказал так: «Ну кто подумал бы, что Гершл на такое решится». Между прочим, — добавила она, — Гарри уже связался с «Ньюс оф зе ворлд»: после суда хочет продать им всю подноготную.