Шрифт:
— Что-нибудь не так? — спросил Джейк.
— Ш-ш. Погоди минутку.
Мимо прошла какая-то пара. Потом грозного вида старуха в обнимку с пакетом рыбы, за ней несколько подростков в одинаковых ветровках с переливчатыми буквами AZА [90] . Наконец, они остались одни.
— Вот: гляди, — сказал мистер Херш.
— Ну.
— Это американский пятак — «никель».
— И что?
— Что? Не делай вид, будто дурачком родился! Если бы этот «никель» был не с Джефферсоном, а с бизоном-буффало, и был бы он тысяча девятьсот тридцать восьмого года да еще с маленькими буковками S (от Сан-Франциско) и D (от Денвера)… Знаешь сколько тогда он стоил бы? Вот прошлым летом было: Макс Кравиц посадил в свое такси какого-то пьяного и довез до «Альдо» — обувной магазин, знаешь? На счетчике два десять. А этот гой возьми, да и сунь ему четырехдолларовую банкноту. Ну да, банкноту в четыре доллара. Кредитный билет банка Верхней Канады, и на нем дата — первое декабря тысяча восемьсот сорок шестого года. Знаешь, сколько нынче стоит такая деньга?
90
AZA — международный орден «Aleph Zadik Aleph», организация, созданная в 1924 г. для еврейских подростков. Существует до сих пор как мужская ветвь организации «Бней Брит».
— Ай, да ну, батя, брось, — махнул рукой Джейк, проникаясь к отцу нежностью. — Тебе никогда не быть богатым.
— По-твоему, главное — быть богатым? Тогда-то да, тогда со мной бы стоило общаться, верно? Тогда бы мы сидели в модном ресторане — где-нибудь в Сноудоне [91] , и ты бы не шарахался при одной мысли о том, что будет, если тебя со мной увидит кто-нибудь из твоих интелли-хентных приятелей. Так вот что я тебе скажу, причем плевать я хотел — услышишь ты это или пропустишь между ушей. Хочешь, не хочешь, но я твой отец все-таки. И я говорю: деньги это еще не все! Президент крупнейшей в мире сталелитейной компании Чарльз Шваб (загнув палец, отец назначил его номером первым) умер банкротом, а перед этим пять лет жил на одолженные деньги. Человек, который в тысяча девятьсот двадцать третьем году году был президентом Нью-йоркской фондовой биржи (я говорю о Ричарде Уитни), до сих пор сидит в «Синг-Синге». Крупнейший «медведь» Уолл-стрит Джесс Ливермор покончил с собой.
91
Сноудон — богатый район Монреаля.
Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужна работа. Самоуважение. На, держи! — заорал он, тыча двумя бумажками по десять долларов сыну в грудь. — Потому что я знаешь кто? Я мешугенер, псих, сумасшедший!
— Когда-нибудь ты будешь мной гордиться. Я стану великим кинорежиссером.
— Не засирай мне мозги! — возмущенно отмахнулся папаша. — Хочешь, чтобы я гордился? Иди работать! Начни зарабатывать на жизнь! Встань на ноги!
Отказавшись ехать в отцовской машине, Джейк пешком вернулся на улицу Сент-Урбан и пришел к своей старой школе, Флетчерфилдской средней, которую окончил через три года после войны, после чего поступил в Макгилл.
Мать постоянно Джейку вдалбливала, что самое в жизни важное это высшее образование.
Что ж, верно.
— Не важно, что ты знаешь, — поправлял ее отец Джейка. — Важно кого!
И тоже верно.
Всем своим обликом Джейк старался подчеркивать левые убеждения: этакий благообразный социалист со свежим номером журнала «Нью стейтсмен» под мышкой — носил твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, отрастил длинные волосы, дома все полки забил «Пингвинскими» [92] книжками.
92
Издательство «Пингвин-букс» известно значительной просветительской составляющей своей деятельности.
Когда мог себе это позволить, ел в итальянских ресторанчиках. Где на каждом столике пустая бутыль из-под кьянти с воткнутой в горлышко цветной свечкой. И старому школьному приятелю Додику Кравицу рекомендовал:
— Обрати внимание на тратторию «У Анджело». Там подают такие раковые шейки в чесночном соусе — пальчики оближешь. Называется «скампи чезенатико».
— Так ты и херес пьешь?
— Ну, иногда. Сухой севильский херес «Тио Пепе». Почему нет?
В то время он как раз читал «В поисках Корво» [93] .
93
Книга английского писателя Альфонса Джеймса Саймонса (1900–1941). Представляет собой «экспериментально-художественную» биографию писателя, фантазера и большого эксцентрика Фредерика Рольфа (1860–1913), который сам себя называл «бароном Корво». Рольф был, в частности, одержим (как писал о нем один из биографов) «гомоэротическим эстетством и интеллектуальной педофилией».
— Ага… мм… А что, интересно, вы с твоими долгогривыми друзьями делаете по ночам, когда до четырех утра куролесите? Скажешь, читаете друг другу вслух стишата?
— Бывает. Или музыку слушаем.
— Небось классическую?
— Ну да. А что?
— Скажи-ка, а ты боишься змей?
— Чего?
Потом Джейк понял, что означал этот вопрос. В журнале «Эсквайр», валявшемся на трюмо, у которого наводила марафет сестра, оказалась статья под заголовком «Как лучше узнать младшего брата: не гомосексуал ли он?». Журнал сестре подсунул Герки, ее жених. Да и до того будущий зять настойчиво советовал Джейку как-то разобраться с угрями. И лучше бы до их свадьбы.
— Какое-никакое торжество все-таки, сам понимаешь! А ты у нас шафер. О’кей?
У Джейка появилась манера ходить по дому, держа перед грудью руки с расслабленными кистями. Однажды во время ужина он обратился к Герки так:
— Милый, пожалуйста, передай мне еще один кныш. Merci.
— Ты, это… опупел, что ли? — нахмурился Герки.
Деньги, деньги…
— Мне на Нью-Йорк, дядя Сэм. Чтобы там как-то зацепиться. Мне надо двести пятьдесят долларов.
— Что такое деньги? У тебя есть здоровье, его не купишь и за миллион! Как я завидую твоей молодости!
— Мне только на год, потом отдам.
— Вот посмотри на нас. Ты же интеллигентный юноша. Вот мы сидим с тобой… Ты у родственников, здесь все твои друзья… Хочешь еще бутербродик? Лимонада? Бери, кушай! Кто что считает? У нас открытый дом. Разве нет? А тут я вдруг возьму и дам тебе денег, которые — ты говоришь — я будто бы получу обратно. Через год, так?
— Я слово даю!
— А если, не дай Бог, год пройдет, а денег у тебя не будет? Что тогда? Ты испереживаешься. Я тоже испереживаюсь. Не ровен час, еще поссоримся! И уже не будем сидеть вот так вместе, не будем кушать бутербродики мит дем лимонадик!