– Помилуйте, Поликарп Борисович, – сказала Варвара Матвеевна, – этого не будет, этого быть не может!

– Как не может? И почему – не может? – продолжал отец Поликарп. – На свое, что ли, влияние вы рассчитываете, Варвара Матвеевна? Вам не справиться ни с Крафтом, ни с его женой, ни с вашей племянницей. Они ее закабалили своими книгами и своей нежностью. Увидите, что будет, когда бедный ее отец ляжет в могилу.

– Бог милостив – он не ляжет в могилу…

– А я вам предсказываю, что ляжет. Эти болезни не спускают человеку в его летах. Я намедни видел, как ваш Печорин покачивал головой.

– Но в теперешнем положении Алексей Петрович во всяком случае не в состоянии что-либо сделать или переменить. Он и слаб, и раздражителен. Я раз попыталась с ним заговорить об этом предмете, и сама испугалась тому, что с ним тогда произошло.

– Вы заговорили о Крафте?

– Да.

– И упомянули о Буревиче?

– Конечно, упомянула. Я притом напомнила, какой он хороший, и влиятельный, и в делах опытный и знающий человек; но Алексей Петрович и слышать не хотел. Он сказал, что у Веры никаких трудных дел и не будет и что для нее никто не может заменить теплого сердца Клотильды Петровны, которая была другом ее матери, и добрых чувств самого Крафта. Потом, когда я стала несколько упорно защищать мое мнение, он заплакал, и с ним сделался как будто истерический припадок.

– Давно ли это было? – спросил отец Поликарп.

– Недели с две с лишком. Это было до возобновления горячки.

– Но теперь он несколько поправился?

– Да, теперь ему лучше.

Отец Поликарп снова замолчал. Он опустил в стакан свою ложечку и принялся расправлять бороду правой рукой вместо левой. Потом вдруг сказал:

– Варвара Матвеевна, я сам поговорю с Алексеем Петровичем. Подите спросите, могу ли я войти к нему?

– Как? Вы? – спросила Варвара Матвеевна, выпрямившись в своих креслах. – Да он не может принять вас. Он в постели; он слаб; я сама только на минуту вхожу к нему раз или два в день. Доктор запретил принимать чужих…

– Священник нигде не чужой, – сказал протяжно отец Поликарп. – Он не должен быть чужим. Доктор, верно, не упомянул о священнике и не запретил впускать священника. Спросите.

– Поликарп Борисович, право, нельзя тотчас, нельзя сегодня. Дайте его подготовить, предупредить…

– Будет хуже, Варвара Матвеевна, – сказал протоиерей, вставая. – Два волнения вместо одного, и притом вредное ожидание до второго. Я знаю, что делаю и почему делаю. Спросите.

Варвара Матвеевна также встала и, сделав шаг по направлению к двери, остановилась и еще раз сказала:

– Дайте хотя несколько подготовить, батюшка Поликарп Борисович. Я скажу, что вы были, осведомлялись, принимаете в нем живое участие, и прочее в этом роде. А завтра, если вы пожалуете, я и попрошу, чтобы он вас принял.

– Завтра… завтра я не могу быть. Впрочем, я вижу, что лучше махнуть рукой, да и только. Мне незачем вас упрашивать… Если вы не решаетесь, то и не решайтесь. Прощайте. Пусть вместо меня пожалует Крафт. Вы его впустите – или он и без спроса войдет?

Отец Поликарп в свою очередь сделал шаг по направлению к двери.

– Погодите, батюшка, Поликарп Борисович, – сказала умоляющим голосом растерявшаяся Варвара Матвеевна. – Дайте, ради Бога, с духом собраться, сообразить… Нечего делать. Я пойду спрошу, попытаюсь…

– Скажите ему, что молитвы и благословения церкви врачуют не менее, чем лекарства земных врачей, и что я, как служитель алтаря, желаю его видеть; но, конечно, его не утомлю. Несколько минут – и я с ним прощусь, но благословение ему оставлю; он человек набожный – это на него подействует.

Варвара Матвеевна вышла. Оставшись один, отец Поликарп стал медленно ходить по комнате.

– Борис! – проговорил он вполголоса. Ради тебя все это. Ради тебя кривлю душой. Бог простит. Он же вложил мне в сердце ту любовь к тебе, перед которой молчат другие чувства.

Прошло несколько минут. Варвара Матвеевна не возвращалась. Отец Поликарп начал беспокойно оглядываться на дверь. Наконец в ней показалась Варвара Матвеевна.

– Пожалуйте, Поликарп Борисович, – сказала она. – Он вас благодарит и просит, но только не в силах выдержать продолжительного разговора.

– Будьте спокойны, – сказал отец Поликарп. – Я долго не останусь.

Когда отец Поликарп и Варвара Матвеевна вошли в комнату больного, Вера стояла у изголовья постели и, наклонившись к отцу, вслушивалась в то, что он, по-видимому, торопливо ей говорил. Алексей Петрович сделал усилие, чтобы приподняться; Вера поддержала его, но усилие оказалось напрасным – он снова опустил голову на подушку и только протянул руку под благословение священника.

– Да благословит вас Господь, – сказал отец Поликарп, творя над рукою, по обычаю, крестное знамение. Потом он благословил подошедшую к нему Веру и, садясь у постели, продолжал пониженным голосом: