Когда до дымовой башни оставалось пятьдесят метров, центральные «Мстители» кораблей начали раскручиваться. Шарроукин бросился к краю.

Из опущенных носов вырвалось два огненных урагана. От крыльевых пилонов отошли «Адские удары». Шарроукин спрыгнул с башни как раз в тот момент, когда ее вершина исчезла в большом и ярком взрыве.

Тиро схватился за край пульта, пораженно пытаясь осознать смысл Велундовского сообщения. Связь резко оборвалась, но Тиро успел услышать визг сирены, предупреждавшей о ракетном захвате.

— Значит, ты знаешь, — произнес Шадрак Медузон.

Это был не вопрос.

— Знаю, — подтвердил Тиро, покосившись сперва на Таматику, а потом на разбитое окно.

Железнорукие прекрасно друг друга поняли.

Тиро медленно повернулся; его сердце было тверже и холоднее, чем медузийские ледяные алмазы. Его рука скользнула к болтеру, висевшему на магнитном замке на бедре.

— Я бы на твоем месте оружие не трогал, — предупредил Медузон. — Сержант Мезан предпочитает свой гибмессер, но и с болт-пистолетом он управляется лучше, чем кто-либо, кого я встречал.

Завершив поворот, Тиро расставил пальцы.

Вместе с Медузоном в развалинах центра стояли двенадцать воинов в черных доспехах Железного Десятого. Все они держали оружие поднятым. Ашур Мезан точил свой разделочный нож об посеребренную руку, — руку, которая, как знал теперь Тиро, была ложью. Покрытый шипами шар на кистене Гаскона Малтака описал рядом с его коленом узкую дугу.

Сайбус, Тоик и остальные отправились на встречу с новоприбывшими, а значит, от «Сизифея» с Тиро были лишь Таматика, Игнаций Нумен, Сулган, Дубрик и Кинан. Расклад был не очень хорош, но Железные Руки никогда не обращали внимания на нулевые шансы.

— Во имя Горгона, что происходит? — проревел Игнаций Нумен.

— Медузон нас предал, — ответил Тиро.

Не было нужды смотреть на лицо Нумена, чтобы понимать, как нелепо это звучало. Предательство одного Железнорукого другим было абсурдом, безумным сном. Оно было так абсолютно невозможно, что на ум приходило только одно объяснение.

— Ты не Шадрак Медузон, — сказал Тиро.

— Нет, Кадм.

— Тогда кто?

— А теперь ты просто тянешь время, — сказал Медузон, поднимая руки и снимая шлем. — Ты ведь уже знаешь, правда?

Лицо под шлемом выглядело так же, как лицо, увиденное Тиро при первом визите Медузона на «Сизифей». Его обладатель смотрел на капитана одновременно насмешливо и печально.

Налитый кровью глаз моргнул, и все следы повреждений исчезли. На него смотрел глаз цвета меда с молоком. Медузон схватил примитивную маску из кибернетических аугментаций, покрывавших одну сторону голову, и сорвал ее вместе со слоем ожоговых рубцов.

— К слову, кожа была настоящая.

Открывшееся ему лицо оказалось красивым, ровного цвета, как у чеканной бронзы, с волевым подбородком, широкими скулами и едва уловимым намеком на циничную ухмылку на губах. Это было лицо человека, который взглядом заставлял себе служить себе, а словом — поклоняться.

Лицо примарха.

— Альфарий, — произнес Тиро.

— Единственный и неповторимый.

Медузон всегда излучал силу, но теперь, когда под его личиной обнаружился Альфарий, Тиро увидел, что в его глазах отражалась настоящая мощь. В них планы возникали внутри планов, колеса вращались внутри колес. Мысли примарха без труда проникали в измерения, которые Тиро не смог бы даже представить; галактика в разуме Альфария делала десять тысяч оборотов в день.

— Почему? — спросил Тиро. — Зачем ты это сделал?

Альфарий шагнул к нему, бесконечно уверенный в том, что Тиро не мог причинить ему вреда. Тиро мог выхватить оружие и выстрелить за долю секунды, но он понимал, что умрет, не успев даже поднять его наполовину.

Повернувшись к нему, Альфарий сказал:

— Я тебе завидую, Кадм. У тебя есть абсолютная, стопроцентная уверенность, что ты можешь доверять тем, кто носит черное с серебром. Я этого лишен. Когда я сделал свой выбор, не все мои сыновья согласились поверить в то, что мне открылось.

— Открылось? — переспросил Тиро, стараясь держаться между вражеским примархом и Таматикой.

Альфарий отмахнулся.

— Объяснять слишком долго, к тому же я сомневаюсь, что ты поймешь — с твоей-то манерой воспринимать все буквально.

— Так ты поэтому стал изменником? — спросил Тиро. — Из-за того, что тебе что-то… открылось? Поэтому предал своего отца?

Альфарий засмеялся и укоризненно поднял палец.

— Ты правда думаешь, что можешь уязвить меня столь примитивными оскорблениями, Кадм? На что ты рассчитываешь: что я разозлюсь и допущу какую-нибудь ошибку, а ты воспользуешься ей и всех спасешь? Нет, ничего тебе не придумать.