— Последние полгода, — сказал он, — я часто отпрашивался с работы, чтобы поиграть в шахматы. А когда хотел записаться на соревнования, мне отказали под тем предлогом, что я плохо зарекомендовал себя в бригаде. Хорошо, что хоть удалось вырваться посмотреть. Ну, как идут соревнования?

Мы быстро ввели его в курс дела.

— Ладно, — угрюмо сказал он, помолчав. — В районном чемпионате выступят лучшие игроки уездов, это интересно.

— Ты ел? — спросил я. — Пойдем перехватим чего-нибудь по дороге.

Дылда сочувственно пожал Вану руку.

— Обязательно посмотрю шахматный турнир, — сказал Ван. — А вы что? Возвращаетесь?

— Я побуду с тобой денек-другой. И Дылда пока здесь.

К нам присоединилось еще несколько человек, и мы направились к знакомому Дылды разузнать, нельзя ли Вану принять участие в состязании. Вскоре мы очутились перед закрытой железной калиткой. К нам вышли, стали расспрашивать, к кому мы, но, увидев Дылду, сразу пропустили, попросив подождать. Через минуту нас провели в просторное помещение с расставленными на подоконниках горшками хорошо ухоженных цветов. На стене висел вставленный в рамку свиток на тонком желтом шелку со стихотворением председателя Мао. Кроме нескольких плетеных кресел и низкого столика, заваленного газетами и отпечатанными на ротаторе бюллетенями, в комнате ничего не было. Вошел полный мужчина, хозяин дома, торопливо пожал нам руки и, приказав убрать со столика бюллетени, пригласил сесть. Мы впервые оказались в доме такой важной персоны и с любопытством озирались по сторонам.

— Вы, наверное, однокашники Ни Биня? — после короткой паузы спросил он.

Мы повернулись к нему, но молчали.

— Мы из одной бригады, — выступил вперед Дылда. — А это Ван Ишэн.

— А, так ты и есть Ван Ишэн? Ни Бинь частенько тебя вспоминает. Ну как, прошел на последний тур?

— Его задержали кое-какие дела, — Ни Бинь опередил Вана с ответом, — и он не был зарегистрирован в уезде. Нельзя ли ему сейчас включиться в соревнования? Как по-вашему?

Секретарь забарабанил пухлой рукой по креслу, потер переносицу:

— Эге, так вот в чем дело! Плохо, что вы не получили разрешения в уезде. Слышал, что вы талантливы, но если без разрешения выйдете в финал, могут быть неприятности. Верно?

— Я и не собираюсь участвовать, — понурившись, сказал Ван, — хочу только посмотреть.

— Это можно. Пожалуйста. Ни Бинь, принеси из соседней комнаты программу соревнований, посмотрим, когда будет шахматный турнир!

— Соревнования продлятся три дня, — сказал Ни Бинь, подавая программу, которую секретарь не глядя положил на столик.

— Да, в них участвует несколько уездов, — заметил он. — Ну что? Есть еще вопросы?

Мы поднялись, сказав, что нам пора. Пожав руку стоявшему рядом с ним парню и пригласив Ни Биня зайти вечерком, секретарь вышел.

На улице, вздохнув с облегчением, мы пошли бродить по городу, шутя и болтая о своих делах. Денег у нас почти не осталось, поэтому Ван Ишэн предложил выехать из гостиницы и поискать ночлег. Ни Бинь смущенно пробормотал, что мог бы пожить у секретаря. Ван повел нас в Дом культуры к художнику, с которым он, бывая в райцентре, давно свел знакомство. Еще издали по беспорядочным звукам пения и музыкальных инструментов мы догадались, что идет репетиция агитотряда. Нам навстречу выпорхнули три красотки в голубых трико с немыслимо высокой грудью. Танцующей походкой, не повернув головы и не удостоив нас взглядом, они прошли так близко, что мы шарахнулись в сторону.

— Это районные «звезды», — тихо пояснил Ни Бинь. — Нам здорово повезло, что мы их здесь встретили.

Мы обернулись и проводили «звезд» взглядом.

Художник жил в развалюхе, по двору разгуливали куры и утки, а сквозь мусор, наваленный у стены, пробивалась трава. Ван раздвинул сушившееся на солнце тряпье, которым была занавешена дверь, и позвал художника.

— А, это ты! Проходите, — пригласил он всех.

Мы гуськом протиснулись в крохотную комнатушку, где стояла деревянная кровать и в беспорядке были разбросаны книги, журналы, краски, бумага, кисти. На стенах висели картины. Тесно прижавшись друг к другу, не смея шелохнуться, мы устроились на кровати, которую хозяин освободил для нас.

— Рассказывайте, приехали на игры? — спросил он, наливая в пиалы и кружки кипяток из термоса.

Ван поведал свою невеселую историю.

— Что ж поделаешь! — вздохнул художник. — Надеюсь, вы у нас немного побудете?

— Собственно, из-за этого мы и пришли к вам. Нельзя ли подыскать ночлег мне и моим друзьям?

— Если б ты был один… — Художник задумался. — А такая орава… впрочем, погоди. Помнишь сцену в большом зале Дома культуры? Сегодня после концерта для участников игр я мог бы, пожалуй, разместить вас там на ночь. Заодно представление посмотрите, если захотите. Я знаком с электротехником, договорюсь, и все будет в порядке. Грязновато там, правда. Ну как?

Мы загалдели, что ничего лучше и не придумаешь. Дылда успокоился и, попрощавшись, стал пробираться к выходу.

— Высокий парень! Небось баскетболист, — сказал художник.

Мы со смехом рассказали про его «успехи» в баскетболе.

— Пошли купаться на реку, — сказал художник, заметив, какие у нас немытые рожи.

С шумом натыкаясь на вещи, мы стали выходить из дому.

Река, неширокая, но быстротечная с небольшими затонами на берегу, протекала далеко от города, и мы долго шли, пока наконец добрались до нее. Кругом не было ни души, мы скинули одежду и плюхнулись в воду, стали бултыхаться и мыться, извели целый кусок мыла. Потом замочили белье, побили его о камни и, отжав, разложили сушиться на скалах.