Итак, ни один образ мыслей сам по себе не способен объяснить все значение нашей Вселенной. «Для самых главных вопросов в человеческой жизни всегда следует применять несколько разных наборов понятийных инструментов» [77] . Если мы ограничимся методами науки в целом или какой-то одной науки, например физики в частности, то загоним сами себя в рамки «неестественно ограниченного представления о смысле», а ведь без этого можно и обойтись [78] .

Основной принцип Миджли – применение множества карт для отражения сложности реальности – тоже не лишен недостатков и вызывает существенные вопросы, например, необходимость разработать и внедрить соответствующий толковательный аппарат, чтобы улаживать споры на границах. Однако он еще и открывает широчайшие возможности для интеграции и обогащения наших представлений. Нужны нити разных цветов, чтобы отразить все многообразие наших наблюдений над внешним и внутренним миром.

Однако наши представления о сложности внешнего мира и внутреннего опыта не ограничиваются «точками зрения». Надо мыслить еще и в терминах разного уровня реальности, к которым подходят с разных сторон.

Поговорим об этом подробнее.

Ученые зачастую имплицитно исходят из философии критического реализма, а иногда эксплицитно выражают ее в своих работах [79] . Такой образ мыслей вынуждает нас представлять реальность в терминах разных «уровней» или «страт». Физика, химия и биология работают с разными уровнями реальности и потому разработали несколько разные методы исследования, приспособленные каждый к своей сфере компетенции. Подлинно сложные природные системы требуют изучения и объяснения на разных уровнях. А иначе мы видим лишь часть общей картины, но рискуем ошибочно предположить, что это и есть картина в целом.

Классический пример – попытки осмыслить, что такое человеческая природа [80] . Всесторонний анализ должен охватить множество уровней: физика зрения, химия фосфатов, биология клеток, биофизика передачи генетической информации, психология обучения, антропология культуры, поведение групп в обществе. Все это изучают соответствующие науки, и каждая освещает свой уровень человеческой природы. Иногда биологи, преисполнившись гордыни, заявляют, что полную картину видят только они. Но это не так. Наука – это сотрудничество, а не конкуренция, и она терпеливо выстраивает богатую, многослойную модель человеческой природы. Биология – лишь один уровень. А вскоре мы убедимся, что один из уровней человеческой природы составляет религиозность. Когнитивные исследования религии (см. раздел «Почему мы не можем перестать говорить о Боге») показывают, что она тоже влияет на то, кто мы и что мы как человеческие существа.

Как же критический реализм помогает нам встроить веру в общие рассуждения о Вселенной и жизни? Он позволяет понять, что наука и религия освещают устройство реальности и дают ответы на жизненные вопросы на разных уровнях. Лучшей картиной реальности следует признавать ту, в которой непротиворечиво сплетено воедино как можно больше ниточек-объяснений.

Выдающийся геолог Фрэнк Х. Т. Роудс, в 1977–1995 гг. возглавлявший Корнельский университет, прибегал к аналогии с кипящим чайником. Почему чайник кипит? На этот вопрос можно дать два ответа. На научном уровне – поступающая энергия повышает температуру воды до точки кипения. Но можно дать и другой ответ – чайник кипит, потому что мне захотелось чаю, и я поставил его на огонь. Какой же из ответов верен?

Главное, что хочет сказать Роудс – это что оба ответа верны, поскольку они относятся к разным уровням реальности. Он поддерживает «комплементарность описания» – только так можно хотя бы отчасти составить «общую картину реальности».

Итак, мы посмотрели на карты и подумали об уровнях реальности. Однако у нас, людей, есть и третий, возможно, куда более важный способ осмысления мира и своего места в нем – мы рассказываем истории. Как подчеркивали социологи, антропологи, философы истории и литературоведы, для нас естественно прибегать к историям, чтобы исследовать фундаментальные вопросы смысла.

С антропологической точки зрения нарратив – это фундаментальное средство осмысления опыта в разных человеческих культурах, которое позволяет рассказчику упорядочивать не связанные между собой события и обеспечивать непрерывную преемственность прошлого, настоящего и воображаемых миров [83] . Нарративы могут быть локальными – история основания города или причина, по которой объединилась та или иная группа людей: в их число входит, например, великий нарратив о том, как народ Израиля вышел из рабства в Египте, как он затем кристаллизовал свое самосознание в период странствий по пустыне и наконец нашел себе место в Земле обетованной [84] . Однако великие нарративы человечества еще более масштабны – они повествуют о Вселенной и о человеческом самосознании, и эти истории пробуждают фантазию, позволяют установить свое место в потоке времени и передают или порождают представления об идеях и ценностях. Это и есть метанарративы – великие истории, которые будоражат воображение, закладывают понятийную платформу и помогают осмыслить происходящее вокруг [85] . Как подчеркивали философы и писатели, в том числе К. С. Льюис и Дж. Р. Р. Толкин, христианство прежде всего принимает именно форму нарратива и лишь затем – вторично – порождает формулировки кредо и доктрин, представление о морали и ощущение смысла [86] . Но как бы ни был велик масштаб нарратива веры, в других областях он требует расширения и дополнения. Никакой метанарратив сам по себе не способен организовать и связать воедино все хитросплетения человеческого опыта и существования.