— Я должен убить его?

— Нет. — Голос внезапно потемнел, и потемнели лучистые глаза собаки. — Ты должен найти Деву. Это всё, что от тебя требуется. Всё остальное божества сделают сами.

Лавров, кряхтя, поднялся на ноги. Теперь он видел тысячи, десятки тысяч могил, с протоптанными вокруг них дорожками, с крестами и каменными памятниками, увешанными и обложенными бумажными венками, побитыми ветрами и морозами.

— Да, это некрополь, — кивнула Белая. — Место, где закончится Битва.

Лавров перевел взгляд на неё.

— Кто ты?

— Одно из моих древнейших имён — Хентиаменти. Я — священная собака древних, Страж некрополей. Божество, если хочешь. Но в разных странах и в разные времена меня называли по-разному… — Она вдруг прижмурила глаза, и Лаврову показалось, — улыбнулась. — Лично мне больше всего нравится моё древнеарийское имя — Сарама.

Лавров подумал, кивнул.

— Куда мне идти? Где искать эту Деву… женщину?

— Где искать — я не знаю. Но знаю, что её ищет, к ней бежит одинокий старый тощий пёс. Ищи одинокого бегущего пса. Он бежит прямо к ней. Пойдёшь за ним — найдёшь и ее. А найдешь её, — убей. И помни: только владыка подземного царства совершит над тобой магический обряд и ты вновь обретёшь Ах, свою потерянную сущность.

И собака внезапно исчезла. Нет, это просто снег повалил так густо, что некрополь мгновенно потонул во мгле и даже ближних могил уже нельзя было различить. Словно с неба упал белый занавес.

Лавров потоптался, вздохнул. Перешагнул через оградку, хотя рядом была маленькая калитка, и направился к трехступенчатому монументу.

Собаки не было. Не осталось даже следа: там, где она лежала, камень был засыпан ровным слоем снега.

Лавров постоял, нагнув голову набок. А потом повернулся и двинулся через оградки, могилы, кресты, словно не замечая ничего вокруг.

Он и не замечал, погружённый в мысли о своей потерянной сущности Ах, и об этой странной, проклятой людьми и богами деве.

* * *

Черемошники

Соседка пощупала Алёнке пульс, покачала головой. Алёнка лежала без движения, глядя невидящими глазами в потолок, и даже на расстоянии чувствовалась, какая она горячая.

— Видно, придётся "скорую" вызывать, — со вздохом сказала соседка.

— Ой, ой… Может, как-нибудь так обойдётся? — сказала баба. — Я вот ей травку заварила, лёд в тряпочке на лоб кладу.

Соседка Валька махнула рукой. Ещё раз поглядела на Аленку, поманила бабу в кухню. Сказала шёпотом:

— В городе бешеные собаки объявились. У нас в больнице уже койки для будущих укушенных готовят… И покусанные уже есть.

— А?? У неё что — бешенство? — испуганно спросила баба.

— Не знаю, — покачала Валька головой. — Она с собаками часто возилась?

— Возилась. А как же. Всю зиму со своим женихом, Андреем.

— Ну-у, во-от, — протянула Валька. — Я могу, конечно, сыворотку принести, укол сделать. Но лучше всё-таки вызвать "скорую". А то мало ли что… Они сразу определят, что это за болезнь, и всё, что нужно, сделают.

— Баба! — послышался слабый голос.

Обе склонились над Алёнкой.

— Не вызывай "скорую", баба, не надо. Она меня в больницу увезёт.

— Да ну, прямо сразу и "увезёт"! Может, ещё не увезёт. Может, укол сделают, и всё. Да я бы и не вызывала, да как не вызывать, когда не знаешь, чем тебя лечить!

— Пусть тётя Валя эту… сыворотку принесёт.

Губы у Алёнки потрескавшиеся, сухие. Ей трудно было говорить, она шептала, с трудом разлепляя запекшиеся губы.

— Принесу, детка, — сказала Валька. — Но болезнь эта опасная. Врачи лучше знают, что за болезнь, и чем её лечить. А я же не врач. Принесу сыворотку от одной болезни, а у тебя окажется обыкновенный грипп.

Алёнка прикрыла глаза.

Валька, нашушукавшись с бабой на кухне всласть, — рассказывала, как её мужик, пьяный, чуть в бане не угорел, — ушла.

Баба принялась жарить картошку. Масло горело, и глаза у бабы слезились от чада: она промокала слёзы краем фартука.

— Баба! — вдруг сказала Алёнка. — Вытащи из порога иголки.

Баба выронила ложку, повернулась, как ужаленная.

— Какие такие иголки?? А? Ты что это выдумываешь?

— Я не выдумываю. Я видела, как ты их втыкала.

— А может, тебе это приснилось! Или с болезни привиделось… Я гвоздь кривой на пороге правила.

— Гвоздь… — повторила Алёнка и снова надолго замолчала.