Мэдисон Брэдбури не интересуют заклинания или магия, или что-то еще, связанное с фокусами, хоть она и потомок настоящих салемских ведьм. Ее жизнь в коллежде Готорна скучна. Хотя и идеальна. Пока в ее классе не появился Эндрю Уайлдс – тихий задумчивый герой, словно сошедший со страницз ее любимых романов. Когда местная ведьма уговаривает Мэдисон использовать любовное заклинание на том, кто ей симпатичен, случившееся может выйти за пределы магии. Симпатия. Любовное заклинание. Что же может пойти не так?
Мэдисон Брэдбури не интересуют заклинания или магия, или что-то еще, связанное с фокусами, хоть она и потомок настоящих салемских ведьм. Ее жизнь в коллежде Готорна скучна. Хотя и идеальна. Пока в ее классе не появился Эндрю Уайлдс – тихий задумчивый герой, словно сошедший со страницз ее любимых романов.
Когда местная ведьма уговаривает Мэдисон использовать любовное заклинание на том, кто ей симпатичен, случившееся может выйти за пределы магии.
Симпатия. Любовное заклинание. Что же может пойти не так?
Глава 1
– Эстер Прайн была шлюхой.
– Нет. Ты – балда первобытная! – мой стул скрипнул по потертому деревянному полу, я встала и закричала. Да. Заричала. Я кричала на семинаре новой английской литературы, который вел мужчина в твидовом пиджаке с заплатками на локтях. Да что со мной такое?
– Мисс Брэдбури, прошу, сядьте, - возмутился профессор Филипс, сидя за длинным отполированным столом из красного дерева.
Я скрестила руки и пыталась совладать с собой, пока смотрела на тролля, известного как Люк Гамильтон, самопровозглашенного «Важного человека в университете», золотого мальчика.
– Профессор Филипс, как вы можете позволять ему нести эту… чушь об Эстер Прайн? Она не давала религиозной клятвы и не занималась сексом сама с собой.
– Это было бы сексуально, - фыркнул Гамильтон, сидевший на пару сидений в стороне. Его светлые ухоженные волосы свисали на его лоб, он бездумно рисовал грудь с «А» на полях учебника.
Отвратительно. Я не понимала, что он здесь делает. Чтение ему явно не подходило. Его интересовали лишь груди, вечеринки с выпивкой и он сам.
Я продолжала возмущаться:
– Это касается только двоих людей. Двоих. Гамильтон и его рука за двоих не считаются. Агх! – я вскинула руки в неловком танце орангутанга.
Ручка застучала по столу, привлекая мое внимание, и мое недовольство рассеялось. Это был Эндрю Уайлдс, постоянно задумчивый, тихий, серьезный, красивый, немного опасный и загадочный. Или, может, просто тихий. Что-то в нем восхищало меня, он словно был темным героем одного из романов сестер Бронтэ. Покраснев, я села на стул, поправила карточки и копию «Алой буквы». Профессор Филипс запрещал ноутбуки в классе, заставляя переписывать, потому что считал, что так развивается память.
– Хотите что-то добавить к спору, мистер Уайлдс? – спросил профессор Филипс, глядя на другой конец стола.
Эндрю смотрел на свои пальцы, постукивающие по столу в облачке пыли, танцующей в свете сентябрьского солнца. Другие части его тела оставались скрыты в тени, и его густые темные волосы и бледная кожа от этого только сильнее контрастировали. Его линялая черная футболка только добавляла ему задумчивости. Он никогда не говорил в классе, пока профессор Филипс сам не вызывал его, и его ответы часто были такими странными, что многие студенты его игнорировали. Это должно быть интересным.
– Мэдисон права. Готорн не винил Эстер. Это были пуритане. Готорна больше интересовал грех и знание, страх неизвестного. Это как мы, пишущие о викторианской эпохе. Пуритане были для него древней историей. И я думаю, что он высмеивал их.
Я раскрыла рот. Эндрю защищал меня. Он двумя предложениями вступился за меня в споре. Я думала, что он и не знает о моем существовании, хотя здесь нас было всего двенадцать.
– Хорошо сказано, Эндрю, - похвалил его Филипс. – Вы с мисс Брэдбури правильно мыслите.
Гамильтон фыркнул и откинулся на спинку стула, так что передние ножки поднялись в воздух на пару дюймов. Он едва слышно проворчал:
– Шлюха.
Эндрю повернул голову в нашу сторону. Его спрятанные за очками карие глаза взглянули в мои, а потом он перевел взгляд на самодовольное лицо Люка.
Я хотела стереть эту наглую ухмылку с лица Гамильтона. Пальцы сжались, я боролась с желанием бросить в него книгой. Я бы хотела увидеть, как он упадет, пока выпендривается. Я сморщила нос и прищурилась, представляя, как он падает на пол. Облака закрыли солнце, затмив единственный источник света в комнате. Стул Люка отклонился еще сильнее, уже едва удерживая равновесие , но он не замечал, пока не стало слишком поздно. Его руки затрепыхались, пытаясь предотвратить неизбежное. С громким стуком Люк и его стул рухнули на пол.
– Ха! – я оглянулась, чтобы посмотреть, кто услышал мой возглас. Большинство пытались подавить свой смех, все смотрели на пустое место за столом, где сидел Люк. Я взглянула на Эндрю. Он склонил голову и подвинул очки на носу длинным тонким пальцем, но его губы изогнулись, тень ямочки проступила на его щеке.
– Ой, похоже, я ударился головой, - стонал на полу Люк.
– Мистер Гамильтон, встаньте с пола, чтобы мы продолжили занятие, - седая борода профессора Филипса дрожала от раздражения.