Да, провода чуть подрагивали, встречные трамваи уже спускались под гору; два вагона стояли позади. Аня подняла бугель, закрыла двери и стронула вагон.

– Пассажиров не бери, веди прямо в депо, – сказал инженер.

Через четверть часа Аня сдала вагон и пошла, как велели, в комнату инженеров. Там уже были начальник депо, инженер пути, кто-то из парткома и милицейский чин.

– Вот что, Петрова, мы тут акт сочинили… Подписывай. Да не боись!.. И ещё: ты позавчера отгул просила; так вот – бери за свой счёт день отпуска, а мы тут разберёмся… – начал инженер пути.

– Да не надо уже…

– Бери, бери! Вот тебе и повестка из милиции, – сказал начальник депо и протянул ей серую бумажку.

– Понял, товарищ капитан! – сказал дежурный в трубку телефона и, повернувшись к Саше, скомандовал:

– Эй, практикант, дуй к начальнику отдела.

У двери шефа Саша отрепетировал рапорт, постучал, услышал «Войдите» и…

– Вот тебе, Иван, помощник и ученик; можно сказать, с высшим образованием. Обучишь – твой будет. Ну и, как я обещал, от дела в Славянке я тебя освобождаю, передашь в контрразведку флота. А ты – прими этот довесок с трамваем. Раскрутишь дня за три-четыре, с таким-то помощником!..

Самохину крыть было нечем, да и знал он давно, что в системе не просьбы, а приказы. Он скептически осмотрел стажёра, вздохнул и спросил:

– Значит, в школе милиции учился? Заочник юридического? А к нам попал после объединения чекистов и милиции?

Саше оставалось лишь подтверждать: «Так точно, товарищ майор!» А Самохин продолжал сыпать вопросами, похлопывая по тонкой папке у себя на коленях. «Так это же моё личное дело!» – догадался стажёр. – Вот откуда он всё знает». Между тем начотдела, подполковник, что-то дописывал. Закончив, дал подписать Самохину. Тот вернул «Личное дело», получил от начальника другую папку и уже официально спросил:

– Разрешите идти?

– Иди, Иван. Удачи! И постарайся не тянуть – есть дела поважнее.

Самохин привёл Сашу в свой кабинет и быстро просмотрел розыскное дело. Благо, кроме постановления о возбуждении, заявления Максимыча в милицию да акта депо в нём ещё ничего не было.

– Ну, посмотрим, чему тебя научили, – сказал майор. – Вот, ознакомься.

Он протянул папку Саше, и продолжил:

– Мне скоро допрашивать инженера и Петрову эту. А ты дуй в трамвайное депо на Первую Речку и вытряси всё о ремонтах пути, контактной сети, вагонов указанных; а главное – о причастных людях. Прояви смекалку. Вернёшься – жди меня хоть до ночи. Мне ещё мотаться по другим делам.

Фёдор Крючков был в депо как петух в курятнике. При острой нехватке слесарей и, особенно, электромонтёров бронь ему дали ещё в июле 41-ого. Да и продлевали до весны 45-ого. Но и с японцами воевать его не взяли – куда необученного? Или по какой другой причине… Но Фёдор не смущался; напротив, козырял тем, что «особо ценный». А ещё – выдавал себя за брата актёра Николая Крючкова; благоразумно – сводного. Подражал «Крючку», кумиру женщин страны, безбожно; зато: «все бабы – мои!» Однако, не всё коту масленица: как-то Максимыч попал на встречу со столичными актёрами, приехавшими в Приморье, и обрадовал Н. Крючкова, что в депо работает его близкий родственник. Любимец народа едко высмеял очередного «брата». Тогда Максимыч краснел-бледнел, но на профсобрании злобно отыгрался на Фёдоре.