Хруп. Хруп. Хрустит стекло под ботиночками 'лолей'. Они обходят стойку подобно гиенам, окружающим раненую жертву. Еще несколько секунд - и все. Постников закрыл глаза, вспоминая диспозицию клуба. Как ни странно, монотонный ритм клубного музона помог собраться, он словно концентрировал мысли, строя их четкими рядами.

Метраж зала ... черт его знает, просто большой, на много десятков человек. Но недостаточно большой, чтобы его нельзя было с легкостью простреливать на всю глубину. Это плохо. Ландшафт... двойной - прямоугольник в прямоугольнике. По центру расположена главная танцевальная площадка в виде огромного зеркала. Она окаймлена чередующимися стойками с роботами-барменами. Между стойками в форме скобок расстояние метра по три, может чуть больше или меньше. Дальше малые танцевальные уголки человек на пять-десять и столики для малых компаний. Это уже несущественно - там не спрятаться, да и не добежать.

'Я хочу жить!'

Остается лишь одно...

– Бля!
– резко выдохнул Алексей, пиная чемодан и сразу бросившись на полусогнутых в противоположную сторону, стреляя на ходу.

Один шаг - выстрел, шаг - выстрел. Постников не был настолько хорош и тренирован, чтобы действовать аритмично. Он полностью вложился в короткий спринт-бросок, перемещаясь от 'своей' стойки к другой, расположенной чуть ближе к выходу. К счастью трупов на его пути не попалось. Алексей упал, буквально свалился за стойку, бесконечно медленно заползая за укрытие. Собственное тело казалось тяжелым и неуклюжим, как у моржа на суше. Прямо-таки туша, вопиющая 'не промахнись в меня!'.

Но они промахнулись. 'Лоли' были профессионалами высшей пробы и это накладывало определенный отпечаток на их образ действий. Сами убийцы никогда не оставили бы ценный груз, поэтому, когда чемоданчик отправился в одну сторону, а последний сопровождающий в другую - это чуть сбило слаженный ритм. Пули ударили в стойку мгновением позже того, как Постников спрятался за ней. Обычные боеприпасы прошили бы ее насквозь, однако 'актинии' рассчитывались в первую очередь на фатальное повреждение тканей и усиление динамического удара по легкой броне. Прочная пластмасса под 'полированный гранит' устояла, растрескавшись, от нее отлетала крошка и куски фурнитуры. По Алексу били в два ствола, поочередно, короткими отсечками по два-три патрона. Значит третья девчонка сейчас подходит к чемодану.

Его позиция чуть улучшилась, но только 'чуть'. Все еще слишком близко к опасному грузу, слишком близко к наемным перехватчикам. Алекс попробовал вспомнить, сколько раз он выстрелил из 'глиняного' пистолета, но не смог. Четыре, может быть пять или даже шесть. Впрочем, неважно. Левой рукой он достал из-за пояса Барышева, который каким-то чудом не вывалился в процессе падений и забегов. Рука судьбы, не иначе. Еще одна перебежка, еще по крайней мере один бросок... Чтобы его перестали рассматривать как непосредственную угрозу и полностью переключились на хренов чемодан.

Пот заливал лицо, футболка под плотным эластиком пиджака промокла насквозь. Страх - совсем как пот - пропитал каждую клеточку Постникова, но в то же время как будто чуть отступил, заливаемый адреналином и жаждой действия. Давным-давно Алексей иронически ухмылялся, читая про солдат, которые даже получив смертельные раны какое-то время сражались, не чувствуя ничего. Теперь - вспомни он ту иронию - поверил бы безоговорочно.

'Глиняный китаец' взлетел над стойкой, словно брошенная в сторону лолей граната. И сразу разлетелся на куски, расстрелянный в воздухе. Постников закусил губу - прокусил насквозь, до крови, но не почувствовал этого, только во рту сразу стало солоно и появился отчетливый медный привкус - и ринулся вторым броском, к следующей стойке, стреляя на ходу из Барышева. Снова неприцельно, 'в ту сторону', только чтобы сбить врага, заставить дрогнуть и выиграть мгновение.

Бам. Бам. Бам. Бам. И еще один. Пять выстрелов, быстро, почти в автоматическом темпе. На Барышеве это легко - у него очень легкий спуск. Глинский говорил, что из Макарова или Барышева можно даже стрелять 'в полном автомате', но открыть секрет соглашался лишь за бутылку хорошего коньяка. Дескать - обычай такой, секрет передается по цепочке, от человека к человеку, и только за коньяк. Надо было все-таки собраться, подкопить на хороший пузырь, и узнать тайну...

Последнюю случайную, непрошенную мысль Алексей додумал уже за стойкой, стукнувшись с разбегу головой о гладкую пластмассу. Темно-красный, с ветвистыми черными прожилками 'гранит' показался ледяным - по контрасту с пылающим лицом. Следом пришла мысль номер два, точнее осознание образа - того, что рефлекторно выхватил глаз при броске-прыжке. Девочка-лолита - размытое пятно, черно-белая тень с тонкой иглой зеленого прицела. И вспышка по центру дьявольской фигуры - выхлоп из короткого ствола Карата. Третья мысль была проста и незамысловата. Точнее то была даже не мысль, а ощущение.

Его все-таки зацепили.

Первая пробежка удалась благодаря неожиданным и непрофессиональным действиям, которые не укладывались в шаблон наемников высшей квалификации, коими без сомнения являлись 'лоли'. Второй раз фокус не удался, несмотря на отвлекающий заброс пистолета и адреналиновую скорость. Пуля скользнула по правому бедру, буквально 'поцеловала' - и это было великой удачей, потому что буквально на пару сантиметров ближе и ... Во всяком случае руки 'актинии' отрывали на раз. Еще одна пуля не попала, но отколола кусок пластмассы от стойки, который больно ударил в живот справа, чуть ниже ребра.

Работая на вивисектора 'Красной дороги' Постников набрался кое-каких знаний по анатомии и примерно представлял себе, что такое ранение и как оно действует на человека. Но ощутить самолично - это было совсем иное дело. Нога враз отяжелела, холодное онемение распространилось до самого таза, а все, что ниже колена Алексей вообще не чувствовал. Как будто вместо ноги ему пришили нечто совершенно чужое, мокрое и с трудом волочащееся. Боль пока не чувствовалась - организм еще пережигал щедро выброшенные в кровь эндорфины, но бедро начало покалывать сквозь холодок, словно горсть углей прожигала штанину - ожога еще нет, но плоть уже чувствует злой жар.