Квиллер получает приглашение отдохнуть в коттедже у озера. Стремясь насладиться прелестями дикой природы, он отправляется на рыбалку и выуживает труп.
ОДИН
Для Джима Квиллера, старого, опытного журналиста, это был один из самых ужасных моментов в его карьере. Много лет назад, военным корреспондентом, он попадал под обстрелы, а как репортёр уголовной хроники не раз испытал на себе ярость толпы. Теперь он вёл «колонку гурманов» в «Дневном прибое», газете, выходящей на Среднем Западе, и оказался неготовым к кошмарной ситуации в пресс-клубе.
День начался совсем неплохо. Квиллер хорошо позавтракал у себя в пансионе: долька сладкой как мёд дыни, омлет с зеленью, соте из куриной печёнки, сырное печенье и три чашки кофе. Обедать он собирался со своим старым другом Арчи Райкером в любимом баре пресс-клуба.
В поддень Квиллер поднялся по ступенькам мрачной каменной крепости, которая когда-то была тюрьмой, а теперь снабжала едой и напитками работяг журналистов. Подойдя к древней, усеянной гвоздями входной двери, он почувствовал: что-то не так. В нос ударил запах свежей олифы! Острый слух уловил, что петли дверей больше не скрипят. Войдя в клуб, Квиллер ахнул. Вместо мрачного, прокуренного холла, столь им любимого, он оказался в помещении, где всё сияло и сверкало.
Квиллер знал, что пресс-клуб был закрыт на две недели – что-то вроде ежегодной генеральной уборки, но о таких метаморфозах никто и не заикался. Они произошли в его отсутствие – уезжал по заданию редакции.
От ярости его роскошные, цвета перца с солью усы встали дыбом, и он пригладил их резким движением кулака. На стенах вместо старых, почерневших от бесчисленных слоёв дешёвого лака панелей обои, чем-то напоминавшие скатерти его бабушки. Под ногами не обшарпанные и выщербленные за сто лет доски, а пушистый ковёр во весь пол. Трубки дневного света, немилосердно полыхавшие под сводчатым потолком, заменила сияющая бронзовая люстра. Исчез даже знакомый затхлый запах, потеснённый новыми, отдающими химией ароматами.
Едва оправившись от первого шока, репортёр рванул в бар, где у него было своё излюбленное местечко в самом дальнем и тёмном уголке. И здесь он обнаружил то же самое: кремовые стены, мягкое освещение, висящие по стенам корзины с искусственными растениями и зеркала. Зеркала! Квиллера даже передернуло от отвращения.
Арчи Райкер, редактор «Дневного прибоя», сидел на своём обычном месте с обычным стаканом шотландского виски, но исцарапанный деревянный стол был тщательно выскоблен и покрыт лаком, на нём лежали белые бумажные салфеточки с узорчатыми краями. Тут же появилась официантка с обычным стаканом томатного сока для Квиллера, но одета она была не в обычное белое платьице с кружевным платочком в нагрудном кармане. Теперь все официантки стали похожи на горничных-француженок – в парадных чёрных платьях с белыми передничками, в чепчиках с оборками.
– Арчи! Что случилось? – спросил Квиллер. – Я не верю собственным глазам! – И, опустив на стул своё весьма обширное тело, он застонал.
– Дело в том, что в клуб принимают и женщин, – невозмутимо начал Райкер, – а они назначают себя в административно-хозяйственный комитет и наводят здесь уют. Это называется обратимые нововведения. На следующий год хозяйственный комитет может содрать обои со стен и ковер с пола и вернуться к прежней грязи и запущенности…
– Ты говоришь так, как будто тебе всё это нравится. Предатель!
– Приходится шагать в ногу со временем, – отозвался Райкер с невозмутимым спокойствием редактора, который уже всё в этом мире видел. – Посмотри меню и реши, что будешь есть. У меня в половине второго совещание. Я закажу баранину с кэрри.
– Мне отшибли аппетит, – пробурчал Квиллер. Поникшие усы подчеркивали его унылую мину. Он обвёл рукой помещение. – Это место потеряло всю свою индивидуальность. Даже запах тут теперь ненастоящий. – Он поднял нос и принюхался. – Синтетика! К тому же не исключено, что канцерогенная!
– Знаешь, Квилл, у тебя, должно быть, нос как у ищейки. Никто ещё не жаловался на этот запах.
– И вот ещё что, – воинственно заявил Квиллер, – происходящее в «Прибое» мне тоже не нравится.
– Что ты имеешь в виду?
– Сначала насажали в редакторскую целый полк женщин. Потом перевели мужчин в женский отдел. Устроили общие туалеты – без разделения на дамскую комнату и мужскую. Наставили новомодные столы: зелёные, оранжевые, синие. Чистый цирк! Отобрали у меня машинку и дали вместо неё компьютер, от которого голова болит.
– Ты всё никак не можешь забыть старые фильмы, – успокаивающим тоном заговорил Райкер. – Тебе непременно нужно, чтобы репортёры сидели за машинками, в шляпе набекрень, и стучали по клавишам двумя пальцами.
– Послушай, Арчи, – начал Квиллер, усаживаясь глубже на стуле, – я тут поразмыслил и наконец принял решение. У меня три недели отпуска и две недели отгулов. Я хочу добавить ещё кое-что за свой счёт и уехать на три месяца.
– Ты шутишь?
– Мне до смерти надоело писать эту слащавую чушь о ресторанах, которые рекламирует «Прибой». Хочу уехать на север и избавиться от городской тесноты, грязи, шума и преступлений.