Но, несмотря на все виденное, именно воспоминания о Черепе были самыми яркими. Его часто пугало то, с чем приходилось сталкиваться на поле боя. Страх придавал воину сил в схватке, обострял чувства и восприятие. Дикие орды не знали страха, но им были чужды любые человеческие чувства. Они никогда не пугались, но никогда и не выказывали храбрости. Казалось, что они живут только для того, чтобы сражаться и умирать, убивать и быть убитыми. Зачастую для них не представляло разницы, с кем сражаться, лишь бы лилась кровь. Они убивали и врагов, и союзников и так же равнодушно встречали собственную смерть.

Конрад скорее выступил бы против легиона таких берсерков, чем снова встретился лицом к лицу с Черепом…

Но Элисса была самым важным человеком в его жизни. Он не представлял себя без нее. К тому же без нее он, скорее всего, погиб бы, когда громили деревню. Мысль об Элиссе в роли пленницы Черепа казалась ему непереносимой.

Готовясь к встрече с Черепом, Конрад прихватил с собой ножи. Хотя, с другой стороны, какой от них толк? Если Череп выжил после стрелы в сердце, удар кинжала принесет ему не больше вреда, чем дракону блошиный укус.

Разумнее последовать примеру Таунгара. Конрад скинул одежду, незаметно сунул второй нож в левый ботинок и натянул шелковую мантию. Ему досталась ярко-желтая, и, так же как у Таунгара и прислужницы, она открывала грудь справа. В шелке он сразу почувствовал себя дураком, но какая разница. Три дня назад Конрад сказал Цунтермайну правду — ради Элиссы он пойдет на все.

На сей раз в канделябрах горели красные свечи, и дом в их свете приобрел жутковатый призрачный вид. Гобелены и картины на стенах коридора, которые в прошлый визит славили победы Зигмара, величайшего героя человечества, сменились похабными изображениями, показывающими, как низко может опуститься человек.

Конрад никогда не видел настолько отвратительных сцен. Он не мог поверить, что о подобном непотребстве можно даже задумываться, не то что в нем участвовать. Чем дальше, тем безобразнее становились совокупления между мужчинами, женщинами и животными. Казалось, их вывесили как доказательство того, что раса зверолюдей действительно появилась на свет в результате развратных союзов между людьми и животными.

— Рольф! Конрад! Я так рад, что вы приняли мое приглашение!

Конрад с трудом узнал Цунтермайна. Тот нарядился в тонкую, шафранового цвета мантию, а из разреза справа выступала округлая женская грудь. Не вызывало сомнений, что в остальном перед ними мужчина, хотя Цунтермайн подкрасил губы, а прожилки на щеках скрылись под слоем пудры. В каждом ухе висело по длинной серьге с тем же узором, что и на амулете Таунгара. Толстый, с прикрытыми желтым париком седыми волосами, он выглядел как пародия на тоненькую прислужницу. Она притворила дверь и осталась с гостями в зале.

Цунтермайн обнял Таунгара и расцеловал его в обе щеки. Конрад предусмотрительно отступил на шаг и быстро оглядел комнату.

— Теперь нас шестеро, — заявил Цунтермайн и взмахом руки обвел находящихся в комнате. — Шестью шесть.

Кольца на его пальцах сверкнули в свете свечей, и вино перелилось через край хрустального бокала.

— Она здесь? — спросил Конрад.

— Терпение, дорогой мой мальчик. Ночь только начинается. Будем есть, пить, веселиться. И если ты станешь хорошо себя вести, очень хорошо… — Цунтермайн улыбнулся и отвернулся, не убирая руки с плеча Таунгара.

Все гости переоделись в мантии, но в алом свете их цвета виделись одинаковыми. Конраду показалось, что мужчин и женщин среди них поровну, хотя в некоторых случаях он не поручился бы, кто перед ним.

Юный прислужник, тот самый, что наливал Конраду вино в прошлый визит, подошел с переполненным подносом и предложил ему хрустальный бокал. Конрад все еще не мог решить, какого он пола. Правая, обнаженная половина груди явно принадлежала мужчине. Но длинные голубые волосы были завиты, а лицо припудрено и накрашено. Поначалу Конрад хотел отказаться от напитка, но тут же решил, что разумнее сделать вид, что он веселится вместе со всеми. Так что он взял бокал, поднес к губам, но пить не стал.

Он уже видел этот зал, хотя сейчас с трудом его узнал. Изящную мебель сменили сатиновые подушки на полу, а стены закрывали длинные бархатные занавеси. Два барабана отбивали несмолкаемый ритм; на них руками играл огромный лысый мужчина. В углу рядом с ним невысокая женщина перебирала струны арфы. Ее инструмент на первый взгляд совсем не подходил буйному сборищу, но, тем не менее, звуки странного дуэта завораживали.

Зал переполняли запахи, цвета и звуки. Хотя Конрад не прикасался к вину, голова его пошла кругом. В густом воздухе витал дым экзотических благовоний. Он узнал «ведьмин корень» и еще множество «запрещенных» ароматов. От нескольких вдохов Конрада накрыла волна опьянения.

Остальные гости разговаривали, смеялись, целовались и танцевали. Конрад оставался в стороне от их веселья. Он неторопливо обходил зал, чтобы его отчуждение не бросалось в глаза, и время от времени для видимости прикладывался к бокалу. Ему даже не требовалось пробовать напиток, чтобы понять, насколько он крепок, — стоило лишь вдохнуть пьянящий букет.

Тем временем хохот и разговоры становились все громче, плавающие в воздухе ароматы все крепче, а сцены вокруг все непристойнее.

— Конрад! — воскликнул один из гуляк и хлопнул Конрада по спине. — Вот она, настоящая жизнь!