Наемник почти не изменился с того дня, когда они впервые встретились, хотя на его лице появились новые отметины — шрамы.

— Император вернулся в Альтдорф?

— Он решил провести зиму в Талабхейме, но ходят слухи, что его держит там любовная связь. Поговаривают, что именно поэтому он отослал Императрицу обратно в Альтдорф, а не потому, что занят государственными делами. Одни говорят, что у него роман с племянницей архиликтора Аглима, другие — что он увлекся самой герцогиней Элизой Крайглиц-Унтерменшской, третьи — что он проводит каждую ночь в храме Зигмара. Каждый раз с новой жрицей. — Тут Вольф рассмеялся. — Иногда я жалею, что никогда не носил бархатный плащ. Из меня бы получился отличный придворный: всех забот, что разносить сплетни и пускать слухи. Но тогда я бы столько упустил в жизни!

Он полез под рубаху, почесался и вытащил руку, сжимая что-то между указательным и большим пальцами.

— Да, в Императорском дворце у меня бы водились вши получше.

— Когда Император вернется в Альтдорф, его убьют, а трон займет двойник.

Вольф равнодушно кивнул, будто ему только что сообщили, который час. Он потыкал в костер палкой и подкинул еще веток.

— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Ты ухитрился до сих пор ничего не рассказать о себе.

— Я покинул Кислев, — сказал Конрад. Он не стал упоминать о Кастринге. — Поехал в Миденхейм. — И снова опустил случившееся с бронзовым доспехом и Литценрайхом. — Перебрался в Альтдорф. — Ни слова о Гаксаре и скавенах. — И, в конце концов, оказался здесь. — Конрад старательно избегал подробностей.

В первый раз с начала разговора Вольф пристально посмотрел на него, хотя заговорил не сразу.

— Ты изменился. Вернее, что-то изменило тебя. Несмотря на события в Прааге, все зверства, с которыми ты там столкнулся, все немыслимые существа, с которыми сражался, ты вернулся оттуда не таким, каким я вижу тебя сейчас. Значит, с тобой произошло что-то гораздо, гораздо худшее. В твоей душе Тьма.

Конрад никогда не слышал от Вольфа ничего подобного. Хотя наемник утверждал, что поклоняется Зигмару и даже когда-то собирался вступить в орден Наковальни, Вольф не производил впечатления религиозного человека, скорее наоборот. Конрад всегда подражал ему в этом, мало внимания уделяя молитвам и поклонению.

Солдатам на поле битвы, где столкнулись человечество и жестокие подвижники Хаоса, было не до религии. Их гораздо сильнее заботила собственная жизнь, чем духовный рост.

— «Хаос», — произнес Конрад. — Твое последнее слово, когда я покидал храм дварфов. Что ты имел в виду? Предупреждение или…

Вольф с зевком потянулся.

— Завтра мы отправимся в Пустоши.

— В Пустоши?

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу. По крайней мере, в течение двух дней. И если в тебе есть хоть капля здравого смысла, ты останешься со мной столько, сколько потребуется. Я вижу, что ты — тот самый человек.

— Какой человек?

— Тот, кого я должен туда отвезти. Тебе нужно кое с кем встретиться. Этот кто-то ответит на все твои вопросы и расскажет, что же с тобой в действительности творилось в последние месяцы.

Конрад уставился на Вольфа. Кто-то, кто ответит на все его вопросы?…

И только сейчас, глядя на наемника поверх мерцающего костра, он осознал, что у них с Вольфом гораздо больше общего, чем ранее. Конрада сбил с пути истинного доспех Юргена фон Нойвальда и варп-камень; но соблазнительный поцелуй Хаоса обратил Вольфа задолго до того.

Пустоши лежали к западу от Рейквальдского леса, и у Конрада с Вольфом ушло гораздо больше двух дней, чтобы до них добраться. К тому времени как раз закончился пятый год службы Конрада. Ни он, ни Вольф не вспомнили об этом событии.

Пустоши не отличались гостеприимством: голую, безлюдную степь продувал холодный ветер со Срединного моря, у которого стоял единственный в этой местности город — Мариенбург, крупнейший порт Старого Света. Но Вольф направлялся не туда и даже обходил стороной небольшие деревушки и фермы, где прозябали оставшиеся жители.

Вольф упорно не желал говорить, куда он его ведет и кого они там встретят, поэтому довольно скоро Конрад перестал задавать вопросы. Ночное появление Вольфа и спасение им Конрада от быкоголовых мутантов было отнюдь не счастливой случайностью, а началом путешествия к таинственному незнакомцу, который ответит на все его вопросы о Хаосе.

По крайней мере, именно в этом старался убедить себя Конрад: у него нет иного выбора, кроме как позволить судьбе вести его по заранее проложенному пути. К тому же ему казалось, что чем дальше на запад он продвигается, тем сильнее ощущает свободу от нитей паутины, грозящей поймать в ловушку его жизнь.

Вольф также отказался объяснить, где и когда его настигла зараза Хаоса. Конрад прекрасно его понимал, так как и сам не стремился рассказывать о проведенном внутри бронзового доспеха времени и о том, как оно на него повлияло. Но он черпал надежду из того факта, что Вольф еще жив и не поддается Хаосу, хотя заразился гораздо раньше его. Он знал, что прикосновение варп-камня обрекло его на неизбежную погибель, но, возможно, ее приход удастся оттянуть.

Сколько он знал Вольфа, тот постоянно сражался с Хаосом, хотя никогда не называл его по имени. Наемник понимал, что битвы бывают разные, что миру угрожает опасность отовсюду. Но поскольку Вольф в первую очередь считал себя воином, то и боролся с легионами проклятых единственным известным ему способом — при помощи оружия. Вместе с военными силами Империи он отразил атаки северных орд под Кислевом и показал себя успешным командиром. Армия наемников под его командованием даже сумела оттеснить варварские племена обратно в их мрачное обиталище. Но настал день, когда захватчики ринулись на юг и стерли с лица земли шахтерский поселок и всех его обитателей. Или почти всех. Кристен оказалась последней жертвой.