Герхарт Бренненд оглядел выделенную ему комнату в «Забитом телёнке». Он был впечатлён. Это было больше, чем он ожидал. Номер был тесным и практически не украшенным. В комнате была одна кровать из нетёсаных досок и стул со сломанной ножкой. Стены были покрыты настолько тонким слоем штукатурки и столь "аккуратно", что в некоторых местах проглядывали доски внутренней обшивки стен. Кроме этого в комнате было одно окно, застеклённое треснувшим стеклом, дребезжавшим под ударами ветра и дождя, поливающего внутренний двор трактира, из окна открывался вид на конюшню. Черепица крыши конюшни была мокрой от грязной дождевой воды, которая стекала в прикреплённые к крыше водостоки и неустанным водопадом лилась на потемневшие под ливнем камни мощёного двора.

Как только Герхарт сел на застеленную тонким матрасом кровать, на него тут же навалилась волна усталости. Он чувствовал беспокойство, несмотря на изнеможение, которое угрожало окончательно сломить его. «Вот до чего дошёл волшебник из Огненного Ордена», — подумал он, жалея себя. Некогда он был держателем ключей Азимута, занимая одну из почётнейших должностей, а теперь пал столь низко. Воистину, никогда ещё в своей жизни он не был настолько беден. Его когда-то великолепная мантия была обожжена и вытерта от долгого ношения, но, по крайней мере, он хотя бы высох. Не было ничего, что маг огня ненавидел бы больше, чем дождь, кроме, возможно, наводнения.

И хотя он внезапно ощутил, как кости онемели от усталости, Герхарт по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Это было из-за вопросов патрульного в таверне и разговоров об охотниках на ведьм. Он уже достаточно встречал представителей их фанатичного, параноидального рода и новая встреча явно не была тем, о чём он мечтал.

В попытке изгнать эти мрачные мысли из своей головы он прилёг на кровать, и веки неожиданно налились тяжестью, словно всё напряжение последнего года разом навалилось на него. Но, как только он закрыл глаза, мрачные лица встречаемых им ранее людей, охотящихся на тех, кто практиковал тёмные искусства и падших слуг мрачных богов, пришли, непрошенные, в его голову. Первый — обличитель Шрейбе, с лицом, покрасневшим от праведной ярости. Затем появились жестокие черты спокойного священника Стилворда с выбритой на макушке тонзурой — брата Бернара. Герхарт невольно вспомнил следы самоличного умерщвления плоти клирика, показывающие, что он страдал во имя Зигмара. Религиозный экстремизм и нетерпимость, воистину, вряд ли могли считаться положительными чертами характера.

Герхарт почувствовал непреодолимую сонливость. Ну, и конечно, Готфрид Вердаммен с лицом, покрытым ожогами и волдырями от очистительного огня…

Внезапный шум под окном вырвал его из воспоминаний. Дверь конюшни стучала под ветром, что бушевал во дворе трактира. Слегка стряхнув с себя сон, он поднялся с кровати и посмотрел сквозь треснутое окно на тёмный, поливаемый дождём двор.

Сквозь слипающиеся веки он увидел фигуру в плаще, скользнувшую в открытую дверь и со стуком закрывшую её за собой на защёлку. Волшебник моргнул, пытаясь прочистить взор, но фигуры уже не было. Действительно ли он кого-то видел?

Ещё одна волна усталости нахлынула на Герхарта, так что он был вынужден присесть обратно на кровать, почувствовав, что ещё чуть-чуть, и ноги под ним подогнутся. Что он только что видел? Конечно, это мог быть всего лишь конюх, который отнёс корм лошадям в конюшню. Однако обострённая паранойя Герхарта не позволила ему так легко поверить во что-то столь простое и очевидное. Что за таинственные дела могут происходить в этой конюшне в такую ночь, как эта?

Он больше не мог бороться со сном. Давящая на него после столь долгого изнуряющего пути усталость и размеренный стук дождя по крыше окончательно лишили его сил, так что он заснул мёртвым сном, стоило лишь его голове коснуться пахнущей плесенью подушки.

— ТЫ уверен, что это сработает?

— Не волнуйся. Я обо всём позабочусь.

— Но жертва должна быть принесена сегодня вечером.

— Я же сказал тебе, что позабочусь об этом.

— Так что, моя Гертруда в безопасности? Действительно?

— Сейчас, да. Помните, мы обязаны сделать всё для нашего защитника, как делали наши предки в прошлом. Мы должны принести жертву. У каждого из нас есть своя роль. Одна смерть лучше, чем гибель всего села. Благо многих — единственное, что имеет значение. Благо многих.

Грольст стоял в окружении группы людей, тайно собравшихся во тьме конюшни, запах соломы и старого конского навоза сильно бил в нос. Их было четверо — четыре сгорбленные фигуры, чётко очерченные в омытом дождём лунном свете. Кроме коренастого трактирщика здесь были кузнец, печальный мужчина из таверны, а также дородный бородатый лесник. Грольст оглядел тёмную конюшню.

Все в деревне — по крайней мере все, достигшие совершеннолетия — знали правду о Фидорфе, но было нечто в их мрачной тайне, что до сих пор вызывало у них чувство дискомфорта, когда приходилось говорить об этом открыто.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что позаботишься об этом? — спросил широкоплечий кузнец с едва сдерживаемым гневом в голосе.

— Нужно иметь немного веры, не так ли? — сказал трактирщик, незаметно улыбаясь во тьме.

— Хватит шуточек, Грольст, — прогрохотал лесник. — Сейчас не время для дурачества. Я видел рост активности зверолюдей в лесах на границе наших земель. На самом деле, никогда ещё за всю свою жизнь я не видел такого количества тварей. Мы все должны беспокоиться об этом. Мы должны убедиться, что наша деревня по-прежнему защищена. Мы не можем пропустить жертвоприношение.