Шрифт:
Иллона, например, предложила попробоваться в роли трагических героинь, поскольку она вступила в возраст императрицы Магритты или жены Оттокара.
Женевьеву он отыскал в комнатке Поппы Фрица, среди развернутых карт, прижатых по углам книгами и всякими мелкими безделушками. Вместе с привратником и Гуглиэльмо они пытались разобраться в схемах туннелей под театром.
— Итак, — говорила она, — все согласны? Это ловко устроенный ложный ход, чтобы его отыскали враги беглецов.
Оба пожилых человека кивнули.
— Он слишком явно помечен, — сказал Гуглиэльмо. — Очевидно, он устроен таким образом, чтобы воспользовавшийся им безнадежно заблудился. Может, даже чтобы завести врагов в ловушки.
— О чем это вы тут шепчетесь, конспираторы? — поинтересовался Детлеф. — Готовите заговор в поддержку революционной борьбы принца Клозовски?
— Я собираюсь попробовать найти его, — ответила Женевьева.
На ней была одежда, которой Детлеф не видел уже многие годы. В Альтдорфе она обычно ходила в неброских, но элегантных нарядах: белые шелка и украшенные вышивкой катайские платья. Теперь она надела кожаную охотничью куртку и сапоги, плотные узкие матерчатые штаны и мужскую рубаху. Она выглядела как переодевшаяся своим братом-близнецом Виолетта из пьесы Таррадаша «Восьмая ночь».
— Его?
— Малвоизина.
— Демона Потайных Ходов, — объяснил Поппа Фриц. В сумраке старик и сам был похож на мятый пергамент.
— Жени, зачем?
— Я думаю, он страдает.
— Весь мир страдает.
— Целому миру я помочь ничем не могу.
— А чем ты можешь помочь этому существу, даже если это Бруно Малвоизин?
— Поговорить с ним, узнать, может, ему что-нибудь нужно. Я думаю, он не меньше Евы был напуган случившимся.
Поппа Фриц скатал фальшивую карту и засунул ее в тубус, кашляя от вылетевшей из него пыли.
— Он стал одним из измененных, Жени. Его разум, должно быть, угас. Он может быть опасен.
— Как был опасен Варгр, Детлеф?
Варгр Бреугель был у Детлефа помощником и вторым режиссером. Карлик, родившийся от нормальных родителей, он был рядом с актером-драматургом-режиссером с самого начала его карьеры. В конце концов, оказалось, что он — одно из измененных созданий Хаоса, и он предпочел покончить с собой, чем позволить глупцу пытать себя.
— Как ты был опасен?
Детлеф родился с шестью пальцами на одной из ног. Его папаша-торговец излечил сынишку от этого дефекта еще в младенчестве при помощи мясницкого ножа.
— Как опасна я?
Она широко ощерила рот с острыми зубами, выпустила когти и спрятала снова.
— Ты не хуже меня знаешь, что порой варп-камень превращает человека в монстра лишь снаружи.
— Прекрасно, но возьми с собой несколько наших охранников.
Женевьева рассмеялась и смяла подсвечник, превратив его в комок рваного металла.
— Мне бы только пришлось присматривать за ними, Детлеф.
— Это твоя жизнь, Жени, — устало сказал он. — Делай с ней, что хочешь.
— Конечно. Поппа Фриц, я войду здесь, — она легонько хлопнула по карте, — из партера. Надо вскрыть эту древнюю потайную дверь.
— Жени. — Он положил руку ей на плечо. Порой сущее дитя, она была одновременно древней.
Она быстро поцеловала его.
— Я буду осторожна, — сказала она.
Рейнхард Жесснер знал, что ведет себя как дурак, но ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что заставляет страдать Иллону и их близнецов, Эржбет и Руди тоже. В конце концов, больше всех страдал он сам.
Но Ева — это нечто особенное.
Она растеклась по его крови, словно змеиный яд, который уже не высосешь просто так из раны. С самой премьеры «Доктора Зикхилла и мистера Хайды» отрава расползалась по его венам. Он понял это еще на вечеринке после спектакля. Оба они все это время готовы были сделать первый шаг. Сделала его она, но это с легкостью мог быть и он.
Он чувствовал, что физически слабеет вдали от нее, не может думать ни о чем и ни о ком другом. А когда он был с ней, приходила другая боль, гложущее чувство вины, отвращение к себе, осознание собственной глупости.
Чем сильнее он любил Еву, тем тверже был уверен, что девушка его бросит. Он ничего больше не мог дать ей. Он — всего лишь камень, чтобы перейти ручей, и камень, наполовину погруженный в поток. Впереди ее ждут более крупные, более надежные камни. Ева продолжит свой путь по ним.
Они умудрялись урвать несколько часов после полудня, улизнув из театра, чтобы заняться любовью в жаркой темноте за занавесками ее мансарды. Ей всегда удавалось опередить и измучить его, и она засыпала безмятежным сном, в то время как он, обессилевший, лежал, прижавшись к ней, на узкой кровати, а в голове его теснилось множество мыслей, и на душе было неспокойно.
Такое случалось с ним не впервые, но на этот раз все было гораздо хуже. Прежде Иллона знала, но могла с этим мириться. Другие девушки не задерживались, не могли завладеть им надолго.