— Мы знаем, где укрылись чудовища! — вопил Ефимович, вцепившись в ограду. — Посмотрите, вот они перед вами, словно дикие звери в клетке…

Мятежник тряхнул железные прутья. Его длинные волосы развевались по ветру. Один из стрелков взял мушкет на изготовку, прицелился в смутьяна и, щелкнув большим пальцем по кремню, высек искру.

Йоганн понимал, что не может стоять и смотреть, как Хассельштейн спровоцирует народный бунт, который закончится гибелью множества людей.

Барон взглянул на Ефимовича. Йоганн немало слышал о нем и даже читал его памфлеты, а вот видел возмутителя спокойствия впервые. Этот человек был пламенным оратором в буквальном смысле слова. Его лицо сияло, словно внутри у него бушевал огонь. Красные глаза Ефимовича горели, как у вампира. Мятежник прибыл из Кислева, спасаясь от царских казаков, которые гнались за ним по пятам. Одни говорили, что его семью перебили по капризу дворянина, другие — что он был аристократом по рождению, но, запятнанный вампирской кровью царицы Каттарины, он обратился против своих собратьев.

— Я здесь! — кричал Ефимович. — Вы боитесь меня, фавориты и лизоблюды? Я пью кровь принцев, ломаю хребты баронам и сокрушаю кости графов!

Йоганну стало понятно, почему у Ефимовича столько последователей. Он властвовал над публикой, как великий актер. Если бы о нем написали пьесу, только Детлеф Зирк смог бы достоверно изобразить на сцене его бунтарскую натуру. Хотя, памятуя о настойчивых призывах Ефимовича к кровавому перевороту, эту роль, вероятно, следовало бы доверить покойному и никем не оплаканному Ласло Лёвенштейну.

— Так это и есть Ефимович? — раздался возглас за спиной Йоганна.

Барон обернулся. Увидев перед собой Люйтпольда, он почувствовал всплеск раздражения, но сдержался.

— Ваше высочество, — заговорил Йоганн. — Я полагал…

— Вы всегда зовете меня «ваше высочество», дядя Йоганн, когда хотите напомнить мне о долге.

Принца сопровождал Леос. Положив руку на рукоять меча, фехтовальщик поглядывал вокруг с непроницаемым выражением лица. Такой человек, как виконт, мог оказаться полезным в нынешней ситуации. Подобно Йоганну, он присягал на верность Дому Вильгельма Второго. Если Люйтпольду будет угрожать опасность, ему понадобится защитник.

Между тем Хассельштейн закончил переговоры с капитаном, и офицер быстро ушел. Вероятно, он помчался выполнять полученные распоряжения. Жрец спокойно взглянул на Ефимовича. Их разделяло небольшое расстояние, так что противники могли бы прикоснуться друг к другу, если бы захотели.

Йоганн почувствовал, как схлестнулись две воли в незримом поединке. В определенном смысле это было любопытное зрелище: огонь против ледяной стужи. Но по сути эти двое имели много общего.

— Где он?! — громко вопрошал Ефимович. — Где самый главный трус? Где Карл-Франц?

Люйтпольд рванулся вперед, намереваясь ответить, однако Йоганн удержал принца, положив руку ему на плечо.

— Мой отец — хороший человек, — тихо сказал мальчик. Йоганн кивнул.

— Заботит ли его, что в порту убивают женщин? Интересует ли его это?

Ефимович сделал вдох, готовясь разразиться новой тирадой, но ничего не сказал.

— Горожане, — заговорил Хассельштейн, воспользовавшись паузой. Его голос был на удивление сильным и звучным. — Прошу вас разойтись по домам. Власти делают все возможное для поимки Твари. Уверяю вас в этом.

Никто не двинулся с места. Ефимович улыбался. Пот тек по его раскрасневшемуся лицу, волосы развевались, как языки пламени. На его плащ было нашито множество знаков: молот Зигмара, серповидная эмблема запрещенной гильдии ремесленников, рыба, обозначающая принадлежность к речной банде, и красная звезда кислевского подполья. Множество символов, но цель одна.

— Как вы знаете, Императорский дворец надежно укреплен, — увещевал Хассельштейн. — Во время Войны за наследство войска лжеимператора Детера Четвертого подошли к его стенам. Вильгельм Второй отбил нападение, приказав лить расплавленный свинец по желобам, расположенным в глотках причудливых горгулий. Вы видите их над главными воротами. Обратите внимание, с каким мастерством вырезаны мелкие детали отделки. Естественно, это работа гномов. Фигуры изображают пять демонических принцев, которых молодой Вильгельм победил за годы своих странствий в пустыне.

Толпа разом отшатнулась. Во взгляде Ефимовича полыхали злоба и жгучая ненависть. Хассельштейн продолжал свою лекцию, словно рассказывал об архитектурных достопримечательностях важному иноземному гостю.

— Разумеется, — продолжал священнослужитель, — это была варварская расправа, достойная своего времени, и нынешний Император никогда не допустит, чтобы такие меры применялись к его верным подданным.

Собравшиеся облегченно вздохнули и двинулись вперед. Ефимович снова схватился за решетку и оскалился. Он зарычал, как животное, и, казалось, готов был грызть железные прутья, чтобы проложить себе путь.

— Однако мы без труда подсоединили трубы, встроенные в древние оборонительные сооружения, к дворцовой системе канализации…

Хассельштейн кивнул, и из пасти горгулий хлынули нечистоты.

Поток грязи окатил Ефимовича с головы до ног, и подстрекатель издал крик ярости. Его помощники разбежались, поэтому он повис, цепляясь за решетку. Толпа бросилась врассыпную, спасаясь от потоков грязной воды. Охваченные паникой, люди падали и топтали друг друга. Отвратительный запах проник за стены, и Йоганн прикрыл ладонью нос и рот.