Шрифт:
Опустившаяся тьма скрыла преследовавшие его тени, но беглец знал — они никуда не исчезли, они по-прежнему здесь. Две луны Моррслиб и Маннслиб появились на ночном небе, медленно поднимаясь к зениту. С наступлением ночи воздух пустыни быстро остывал, становилось холодно. Неожиданно, беглец оступился, — посмотрев вниз, он внезапно обнаружил, что стоит на пологом склоне, спускающемся к краю небольшого водоема. Он скатился вниз, вошел в такую желанную воду и, упав на колени, стал жадно, горсть за горстью, черпать живительную влагу, еще хранящую дневное тепло.
Вода не утоляла его жажды. Жар внутри был неугасим — несчастный словно сгорал изнутри. Это была всепоглощающая боль, боль — полностью завладевшая всем его существом, и он ничем не мог заглушить ее.
Одинокая ворона сидела на ветке одного из чахлых деревьев, окружавших водоем. Глаза-бусинки птицы внимательно изучали человека, было очевидно, что тварь твердо намерена поживиться его трупом. Беглец с ненавистью взглянул на пернатого монстра, проклиная его, проклиная мучивший человека голод, проклиная сжигавший его внутренний огонь.
— Я не собираюсь подыхать здесь, даже не думай, — с вызовом бросил он птице, с твердым намереньем выполнить обещание. Однако его вспышка не произвела ровно никакого впечатления — лишь насмешливое карканье раздалось в ответ.
Беглец выпрямился в полный рост, освободив лицо от скрывавших его остатков шейного платка, и пронзительно вскрикнул, заставив птицу в испуге взмыть в воздух. Описав широкий круг и придя в себя, пернатая тварь спикировала прямо на человека, целясь своими когтистыми лапами ему в глаза, ее крылья били страннику прямо в лицо.
Рука мужчины метнулась вперед с неестественной быстротой. Схватив птицу прямо в воздухе, он на мгновение задержал руку, словно взвешивая пойманное существо. Тварь отчаянно старалась освободиться, ее крылья неистово били по воздуху. Человек усилил хватку, его рука сжалась, ломая пленнице грудную клетку, перемалывая кости так, словно это были всего лишь листы бумаги. Одним ловким движением он открутил птице голову и жадно припал губами к еще трепещущему телу, поглощая бьющую толчками, горячую, свежую кровь.
Это было великолепно! Это было именно то, в чем он так нуждался! То, что могло утолить все сводившие его с ума и разрывавшие на части желания: Кровь.
Человек наслаждался теплотой и солоноватым вкусом этой густой, нежной жидкости, переполнившей его рот, стекающей вниз по горлу, согревающей желудок.
Этот вкус, осветив самые отдаленные уголки его памяти, пробудил, казалось, давно забытые воспоминания — он пил кровь и раньше.
Как безумный он стал рвать зубами еще не остывшее тело птицы, отрывая куски такого сочного мяса, жадно глотая их почти не жуя, давясь и выплевывая пучки окровавленных перьев. Однако этой еды ему было недостаточно. Теперь, когда жажда пробудилась, она настойчиво требовала утоления. Человек попытался подняться на ноги, но почувствовал, что силы окончательно покинули его. Мир вокруг снова расплылся, потеряв очертания и превратившись в неясное туманное пятно, зашатался, резко уйдя вверх, и странник, потеряв сознание, рухнул на землю.
Придя в себя первое, что бросилось ему в глаза — кровь у него на руках. Она запеклась и побурела, но это была кровь. Он убил эту чертову птицу. И это не было каким-то фантастическим горячечным бредом. Он помнил, как открутил твари голову, и как жадно поглощал кровь, пульсирующую в образовавшуюся рану, до последней капли опустошив несчастное создание.
И еще человек помнил, какое это было наслаждение!
Но вместо того, чтобы утолить снедающую его боль, кровь птицы лишь усилила ее, напомнив его телу, в чем оно так сильно нуждается.
Странник осмотрелся.
Вдали на горизонте, там, где небо сливалось с песчаными дюнами, появилось множество темных точек. Он видел, как их число растет, как они приближаются, закрывая собой небо, увеличиваясь в размерах и приобретая очертания. Словно какая-то безумная фантасмагория разыгрывалась в этих диких песках.
Человек не двигался с места. Он — не мог.
У него не было сил даже поднять голову. Первые прибывшие птицы облепили ветки деревьев вокруг водоема, следующие за ними — приземлялись на землю, все теснее сжимая вокруг странника кольцо шевелящихся черных тел, толкающихся, хлопающих крыльями и хрипло каркающих. Наконец, тварей стало столько, что некоторые из них бесцеремонно усаживались ему на ноги, впиваясь острыми когтями в его голени, колени и бедра. Человек чувствовал их — чувствовал не только тяжесть тел пернатых хищников. Он ощущал биение их сердец, чувствовал, как кровь пульсирует в их венах: слабое, почти не ощутимое биение жизни в неуклюже скачущих, причудливых комках перьев, окружавших его. Изловчившись, он схватил наименее осторожное существо, устроившееся на его бедре, и стиснул его в руках.
— Я не собираюсь закончить свою жизнь в этих проклятых песках, — пообещал человек пленнице. Пернатое отродье хрипло каркнуло в ответ, словно бы поняв смысл сказанных слов. Ухмыльнувшись, странник стиснул птицу в руках, ломая ей грудную клетку и, уже привычным движением, отделяя голову от туловища. Он поднес трепещущее тело к губам, и с жадностью начал поглощать живительную влагу. Выпив все до капли и отбросив от себя опустошенный труп, человек схватил новую жертву. Он повторял это снова и снова — безумное пиршество все продолжалось, песок вокруг покрылся бесчисленными телами бездыханных птиц.