– Грустная история. А у меня все зубы хорошие, белые и ровные. Можете посмотреть, – предложила девушка и открыла рот.

– Знаете, Люба, в моей жизни, пусть не часто, но встречались женщины, которым я нравился и которые нравились мне. Но всегда стояло между нами что-то незримое, мешающее соединиться. Получается так, что невидимый мир важнее видимого. Тут нет никакой мистики, простое стечение обстоятельств. Если складываются обстоятельства так, как надо, то всё получается, если не складываются – ничего не поделаешь. Знаете, когда мне было чуть больше двадцати, а именно двадцать один год, у меня была знакомая.

– Любовница?

– Нет. Так вот. Она была моей сверстницей, на восемь месяцев младше, и у неё был друг.

– Любовник?

– Да. Мужчина тридцати лет. Я искренно полагал, что она ущербная, коль скоро водит дружбу с таким стариком.

– Так это было тридцать с лишним лет назад, теперь всё по-другому.

Положение у Боева было незавидное. «Что делать?», – размышлял Родион Борисович, – «в чужом, незнакомом городе идти искать среди ночи гостиницу? Для меня вещь немыслимая. Да, но не оставаться же в одной комнате со спящим алкоголиком и его красавицей женой».

– Оставайтесь, – словно прочитав его мысли, успокоила его Люба, – ничего страшного. Я уже привыкла к подобным выходкам Коли.

Она более подробно, чем муж, рассказала о беде, случившейся с заводом, о страшном для его сотрудников сокращении.

– Так и живём. Вроде оба молодые, а перспектив никаких. Поэтому и детишек нет.

– Почему детишек нет? – не понял Боев.

– А от кого рожать? – пояснила Сорванцова, кивнув на спящего пьяного мужа. – Сами видите, что творится.

– Ну, от кого – не вопрос для такой красивой девушки. Было бы желание. Можно и поспособствовать, – говорил Родион Борисович не свойственные ему слова, явно играя роль безответственного командировочного. – Скажите, у вас можно умыться?

Люба провела Боева по длинному коридору и указала на дверь, ведущую в ванну.

– А эти опечатанные двери? – интересовался гость.

– Жили люди в этих комнатах когда-то. Все спились и умерли. Мы одни в этой огромной квартире остались.

Родион Борисович внимательно посмотрел на Сорванцову, хозяйка в оранжевом свете, исходящем от абажура, закрывавшего яркую лампу в коридоре, показалась ему обворожительной. Этот пристальный заинтересованный его взгляд не остался ей незамеченным. Люба улыбнулась, хмыкнула и сказала:

– Можете принять душ или даже ванну. Вот только дверь не запирается, шпингалеты все сорваны. Я пойду, а вы мойтесь спокойно. Я постелю вам на диване, а насчёт Коли не беспокойтесь. Он, когда напивается, так спит до самого утра, как убитый. А часиков в пять-шесть, будильник не заводи, вскакивает и бежит куда-то на улицу, опохмеляться. Так и живём.

«Бедная Любочка», – подумал Боев, включая воду.

Ванна была обшарпанная, но Родион Борисович с наслаждением смыл с себя пот и усталость после прошедшего дня. В благодарность за эту маленькую услугу ему захотелось сделать хозяйке что-то хорошее.

В дверь постучали.

– Одну минуту, – сказал Боев и сел в ванной, прикрывшись мочалкой.

Вошла Люба.

– А вы это в шутку сказали, что можете поспособствовать? – серьёзно поинтересовалась хозяйка.

– Вы это о чём? – не понял гость.

– С ребёнком, – краснея, напомнила Люба.

– Да, я бы с удовольствием, но у меня в этом вопросе мало опыта. Было три попытки и все неудачные. Меня женщины не любят.

– Возможно, это были не те женщины? – не отступала Сорванцова.

Только после этих слов Родион Борисович стал всматриваться в хозяйку по-настоящему и заметил в ней огромную нерастраченную женскую силу, готовую кинуть Любу навстречу первому же встречному, распахнувшему руки для объятия. Он не знал, что делать. Хозяйка ему нравилась, но он и на самом деле опыта не имел.

– Но вы для начала хотя бы глазки подкрасьте, да туфли наденьте вместо тапочек, – стал городить Боев первое, что вспомнил из скабрёзных мужских рассказов в курилке.

– Могу и красное платье надеть, у меня есть ажурное нижнее бельё. Хотите? – интересовалась Люба так, словно речь шла о чём-то обыденном.

Командировочный обмотал полотенце вокруг бёдер и побежал в комнату искать защиты от наступавшей на него Любы у спящего Николая. Беда заключалась в том, что Родион Борисович был хорошо воспитан и знал, что спать с чужой женой, какие бы ни были на то побуждающие мотивы, – это неправильно и плохо. Спасти мог только Сорванцов, так как Боев почувствовал, что вдруг сильно возжелал хозяйку, а хозяйка, не скрывая этого, желала его.

– Николай, проснись, вставай! – кричал командировочный и даже ударил спящего несколько раз ладонью по щеке. Но хозяин дома на крики и удары не реагировал.