— Чего?

— Отец не держал в руке бутылку, когда падал? Иначе зачем он спускался в погреб?

— Не знаю, — нахмурилась Ирен. — Вроде бы мне ничего такого не говорили. Может быть, он просто не добрался до погреба?

— Должен был добраться, упал-то он на обратном пути! Почему он шел из погреба с пустыми руками?

— А почему ты вообще решил, что он поднимался, а не спускался?

— Так ведь рана-то на затылке. Сама говорила.

— Да, но… — Хмельной взгляд Ирен неожиданно обрел остроту. — К чему ты клонишь, Ник?

— Просто… пытаюсь понять, как это случилось.

— Так и случилось: отец поскользнулся, а может, споткнулся — и упал. Какая разница, шел он вверх или вниз?

— Наверное, никакой. Кроме… — Ник отхлебнул виски. — Эндрю беспокоится, как бы мы не проговорились полиции о предложении Тантриса.

— Это не их дело.

— Разумеется, не их. Но если полицейские услышат хоть несколько слов, они мгновенно сложат два и два и получат пять. Как правильно сказал Бэзил, за подозрительность им и платят.

— Ерунда. Полиция слишком занята настоящими преступлениями, чтобы тратить время на вымышленное.

— Будем надеяться, ты права.

— Конечно, права.

— Ладно, ладно… — Ник сделал еще глоток и успокаивающе улыбнулся. — Наверное, я тоже еще в шоке.

— Наверное. — Ирен ласково посмотрела на брата, ее гнев испарился так же стремительно, как и вспыхнул. Она наклонилась и взяла его за руку: — Прости, я не хотела ругаться. В трудное время надо держаться плечом к плечу, а не спорить.

— Конечно. Извини.

— И ты меня.

— Ты уже поговорила с Лорой?

— Да. Она приезжает в выходные. В школе согласились отпустить ее пораньше, хотя я не вижу в этом особого смысла. Хорошо бы уладить все формальности до ее приезда.

— Лоре понадобится комната. Я перееду.

— Куда?

— В гостиницу, наверное.

— А почему бы не в Треннор?

Хотя Ник понимал, что в словах сестры есть здравый смысл, они привели его в ужас, причины которого он предпочел не анализировать.

— Было б неплохо, если бы один из нас пожил дома, пусть и недолго. А то он стоит совсем заброшенный.

Ник не стал расспрашивать сестру о причинах столь теплого отношения к груде камня и бетона.

— Ладно, поживу, — сказал он и одним глотком допил виски.

Ночью ему не спалось. Слава Богу, хоть хватило ума отступить в споре с Ирен. Неизвестно, как бы она отреагировала, начни он объяснять свои подозрения. Отец умер от удара головой — споткнулся или поскользнулся, по словам Ирен, и упал, в его годы это немудрено. Однако с той же вероятностью его могли столкнуть. Во всяком случае, теоретически могли. Но если — чисто теоретически! — предположить, что так оно и было, встает следующий вопрос: кто? И для чего? Ник не мог уснуть не потому, что искал ответы. А потому, что старался их отогнать.

На следующий день, во время утренней пробежки, он выбросил обрывки странного послания в первую попавшуюся урну.

Встречу с Бэскомбом назначили на четыре, чтобы она совпала с перерывом Ирен в «Старом пароме» и свободными часами Анны. Ник даже обрадовался отсрочке — появилась возможность узнать подробности отцовской гибели от единственного человека, который мог о них рассказать.

Когда Ирен открыла бар, Ник потихоньку ускользнул из дома и поехал на север, в сторону Ландульфа. В Треннор его, конечно, не пустят, а вот вход в домик Пру Карноу свободен. И его хозяйка никогда не слыла молчуньей.

С самого рассвета шел дождь. По обеим сторонам главной улицы вниз, к реке, бежали настоящие ручьи. Водостоки переполнились, дороги раскисли, неудивительно, что кругом никого нет. Сам Ник даже радовался мерзкой погоде — больше шансов застать Пру дома.

Он припарковался как можно ближе к коттеджу, но это не спасло его от холодного душа. Да и дом не мог похвастаться навесом. К счастью, Пру тут же открыла на звонок.

— Николас! — воскликнула она, вглядевшись в гостя сквозь очки, за которыми ее глаза казались огромными, как у гигантской глубоководной рыбы. — Как хорошо, что ты заглянул. Входи скорей, пока совсем не промок.

Передняя дверь вела прямо в гостиную, заставленную многочисленными безделушками. Ник и забыл, какой маленький у Пру домик. Как раз под стать обитательнице. Пру Карноу семенила впереди — крохотная фигурка, халат в цветочек, на седых, подсиненных волосах свежий перманент. Вест-хайланд-терьер возбужденно загавкал со своего коврика у телевизора и уставил на Ника окаймленный белоснежной бахромой глаз.

— Как же мне жаль его, Николас, твоего бедного отца. Да и перепугалась я, что уж тут скрывать.