После короткой заминки лакей провел меня вверх по лестнице к большой двустворчатой двери. Коротко и громко постучав, он приоткрыл ее ровно настолько, чтобы я мог проскользнуть внутрь.

Войдя, я невольно зажмурился. В отличие от полутемной кельи Алкуина малая приемная Карла была залита ярким светом: повсюду горели длинные толстые свечи. Они были вставлены в паникадила, свисавшие с потолочных балок, в высокие железные канделябры и в бра, прикрепленные к стенам. Последние были снабжены еще и зеркалами из полированной стали, усиливавшими свет. Благодаря всему этому великолепию в помещении было тепло и светло, как днем, а кроме того, сладко и густо пахло пчелиным воском. Просторная комната сама по себе производила впечатление уюта, который особенно усиливала роскошь обстановки. Для защиты от непогоды в окна были вставлены листы стекла. Стены украшали льняные полотна, на которых многоцветными красками были искусно нарисованы сцены охоты. На кушетке с подушками, застеленной толстым ковром, Карл часто спал во второй половине дня. Другой столь же роскошный ковер лежал на большом столе, не скрывая, впрочем, резных ножек в форме диковинных зверей. Довершали обстановку с полдюжины складных кресел из какого-то темного экзотического дерева и – как же без него! – распятие. У Алкуина был простой, ничем не украшенный крест, висевший на белой стене. Здесь же крест, раза в четыре больше, стоял на подставке из бледно-зеленого мрамора – так, что прежде всего бросался в глаза любому вошедшему. Его перекладина была инкрустирована полудрагоценными камнями, поблескивавшими в свете свечей.

Но доминировал над всем, что имелось в помещении, безусловно, сам Карл, возвышавшийся за письменным столом. Я как-то успел забыть, как Его Величество был высок и широкоплеч. Он был выше меня по меньшей мере на голову, могучий, широкий в кости и плечах, с большими руками и ногами. В тщательно подстриженных и умащенных пышных волосах его проглядывала седина, а лицо украшали длинные висячие усы, столь популярные у франков. Как обычно, одет он был весьма скромно для особы такого ранга, но в наряды из наилучшей материи. На нем были чулки и туника из тонкого, как шелк, темно-синего сукна, а также башмаки и подвязки из мягкой бледно-голубой кожи, обильно украшенные серебряными бляшками в виде листочков. Он почти не носил драгоценностей – лишь на правой руке у него красовался массивный золотой перстень с большим красным камнем да плетеный золотой обод на мощной шее. Хотя в комнате было тепло, он сидел в безрукавке из короткого меха (мне показалось, что это был мех выдры). Безрукавка была не застегнута, потому что король франков и патриций римлян к тому времени отрастил весьма объемистое чрево.

Я поклонился.

– Зигвульф, у меня есть для тебя задание, – резко бросил правитель. Он, как и Алкуин, предпочитал сразу говорить о деле. Голос у него был неожиданно высокий для такого крупного человека – даже пискливый, тогда как речь советника звучала спокойно и благозвучно.

Я стоял в растерянности, не в силах оторвать взгляда от предмета, который Карл держал в руках. Это был еще один огромный, оправленный в серебро рог для питья, точь-в-точь такой же, какой я только что видел в келье Алкуина. Правда, в руках у великана-короля он не казался слишком уж большим.

– Это осталось со времен моего деда, – сказал Карл, заметив выражение моего лица, и покрутил рог в руках.

Я молча ждал продолжения.

– Алкуин говорил тебе о слоне, которого халиф выбрал для меня? – спросил король.

– Очень жаль, Ваше Величество, что зверь не выдержал долгой дороги, – пробормотал я, потому что молчать дольше было бы невежливо.

– Неважно. Я пошлю ему зверя не хуже. – Правитель подкинул рог на руке, как будто похвалялся им передо мною. – Ну, конечно, не такого громадного, как слон. Но пара – сравняется!

В своем возбуждении он вел себя совсем по-мальчишески. Я же снова не мог понять, о чем он вел речь.

– Вульфард, мой главный егерь, говорит, что это возможно, – добавил Карл.

Наконец он то ли заметил недоумение на моем лице, то ли вспомнил, что я вырос не среди франков, а прибыл сюда издалека.

– Зигвульф, это рог самого крупного, самого опасного зверя из всех, какие встречаются в моем королевстве, – пояснил он. – Для охоты на тура надобны хорошие навыки и большая смелость. Тому, кто добьется успеха, в знак признания героизма достается наивысший трофей – такой вот рог.

Взгляд больших серых глаз короля задержался на моем лице, и Карл вдруг стал серьезным:

– Зигвульф, ты доставишь от моего имени в Багдад двух туров, быка и корову. Они и будут моим «слоном». Харун сможет потом развести от них в своем зверинце хоть стадо. А помогать тебе будет твой друг, сарацин.

Памяти Карла можно было только удивляться. Если бы не она, вряд ли ему удалось бы столь крепко держать в руках всю Европу. Он запоминал мельчайшие подробности и руководствовался ими, когда нужно было составить о ком-то целостное представление. Озрик же сыграл заметную роль во время Испанской кампании, когда спас мне жизнь.

Карл вдруг зашелся визгливым, больше похожим на хихиканье, хохотом.

– Я начинаю походить на тех поругавшихся охотников из басни, – сказал он, улыбнувшись мне и откровенно предлагая разделить его веселье.

На сей раз я знал, что Его Величество имел в виду. В известной басне два охотника собрались идти на медведя, но не смогли договориться заранее о том, кому достанется его шуба, в результате чего поссорились и вовсе не пошли на охоту.

– Сначала туров нужно изловить, – сказал король. – Я дам Вульфарду столько народу, сколько он попросит. Ты же будешь вместе с ним – узнаешь, как эти звери живут в лесу, что они едят, каковы их повадки и все прочее. Ты должен научиться ухаживать за животными, чтобы они благополучно перенесли путешествие – в отличие от несчастного слона. – С этими словами правитель подошел к столу и положил на него турий рог. Я решил, что беседа закончилась и сейчас он повелит мне уйти. Но он добавил, не оборачиваясь: – Зигвульф, сними с глаза повязку. Сейчас я покажу тебе нечто такое, что нужно рассматривать обоими глазами.

Я послушно снял повязку. Карл узнал о том, что у меня разноцветные глаза, в первый же день, когда я прибыл к его двору.

Когда Его Величество повернулся ко мне, в руках у него было то, чего я никак не ожидал увидеть: книга.

По словам Берты, ее отец не умел ни читать, ни писать. Она также рассказала, что он держит под подушкой стилус и восковые таблички, на которых упражняется в письме, но что он так и не добился в этом деле заметных успехов. Он, конечно же, мог написать свое имя и сам придумал внушительную монограмму в виде креста, с множеством завитушек, которую рисовал на официальных документах, подготовленных секретарями. Мог он также разобрать несколько написанных слов, но на целую книгу его знаний не хватило бы.