Запомнилось, как искренне радовался за молодых Никита Сергеевич – пожалуй, сильнее, чем они сами, как провозглашал за них косноязычные тосты. И ещё остался в памяти оттенок досады, который, тщательно скрываемый, вдруг на один крошечный момент промелькнул на лице Брежнева – при взгляде на Хрущёва, распоряжавшегося тут, на свадьбе (как и в стране), всем и вся. Проявилось это неудовольствие на физиономии Леонида Ильича буквально на одну сотую долю секунды и исчезло, как не бывало, снова сменилось маской радушного, угодливого и всем довольного рубахи-парня.

Запомнилось Гале также, как Константин Петрович Феофанов, непосредственный начальник мужа, стал произносить выстраданный, выверенный тост (явно обращённый лично к Хрущёву) – о том, что нет достаточного финансирования советской «лунной программы» и поэтому мы можем уступить Луну американцам. (Впоследствии Владик расскажет ей, что тост возымеет действие и финансирование вскоре откроют.) И ещё запомнилось, с каким горделивым и презрительным видом Феофанов удивился, повстречав на торжестве Владика: «Как?! И ты здесь?» А потом перевёл взгляд на Галю: «Ах, ну да, ты ведь приглашён в качестве супруга».

Наконец из особняка приёмов убыли Хрущёв и другие члены правительства – говорили, что Никита Сергеевич и Микоян проживают здесь рядом, буквально через забор. Но сейчас, в выходной, они все, кажется, умотали на свои дачи. После того как члены президиума ЦК и другие государевы люди отчалили, гулянка пошла веселее.

А вскоре космонавты – летавшие и нелетавшие – во главе с изрядно нагрузившимся женихом и чопорной невестой отправились догуливать на Чкаловскую, в Звёздный городок (тогда ещё так не называвшийся). Владик и Галя не поехали – впрочем, их особо и не звали.

Он дневал и ночевал на работе, перелопатил груду материалов и соображения свои по поводу того, как кооперироваться с «американами», подал в срок. Написал короткую, но ёмкую записку. Попросился на приём к Королёву, долго ждал своей очереди и наконец только часов в десять вечера был принят.

Главный конструктор в этот раз выглядел усталым и измочаленным. Молвил: «Докладывай», – и полуприкрыл глаза. Иноземцев стал рассказывать: ракеты, которая способна донести до Луны полезную нагрузку, у нас в СССР пока нет, и сроки её создания сдвигаются вправо, то есть задерживаются. Она, скорее всего, будет готова в 1966 году, а ведь затем потребуются лётно-конструкторские испытания; плюс к тому устройство наших ракет и место их старта являются самыми важными и охраняемыми тайнами. Исходя из этого предлагается лететь на ближайшую небесную соседку с помощью американского носителя – но на советском корабле. Наш корабль 7К-ЛК тоже пока находится в эскизах, но есть уверенность, что к 1965 году удастся сделать его в металле. На орбиту Земли можно выводить его с помощью нашей «семёрки», старой и проверенной ракеты, а там стыковать с американской третьей ступенью и лететь к Луне. Есть и другой вариант: стартовать на советском корабле непосредственно с американского космодрома. «Как раз корабль двухместный, – сказал Владик, – одно кресло для нашего космонавта, другое для американа. Очень дипломатично получается».

– Ладно, оставь, – махнул рукой Королёв, и Владик положил ему на стол эскизы и пояснительную записку с расчётами.

Но продолжения у разговора не было. Вскоре Никита Сергеевич коснулся этой темы в своей речи, где нагородил сорок бочек арестантов, из чего было решительно непонятно, принимает ли он американское предложение лететь на Луну совместно или от него отказывается.

А 22 ноября 1963 года – прошло всего два месяца после его выступления в ООН – по всем каналам прогремела ужасная весть: молодой, красивый президент Кеннеди убит в Далласе.

И первое, помнится, что подумал тогда, узнав об убийстве, Владик: «Значит, на Луну мы вместе с американцами не полетим».

Так и случилось. Новый президент, Джонсон, о сотрудничестве с СССР в космосе не заговаривал. Хрущёв, как стало известно задним числом, в принципе готов был договариваться о совместной экспедиции. Но его, последнего романтика межзвёздных путешествий, меньше чем через год сняли со всех постов.

А ещё спустя пять лет американцы полетели на Луну одни.

Опубликовать свои правдивые заметки о советском космосе, навеянные рассказами отца, матери, а также дяди Радия, молодой журналист Юра Иноземцев в те годы, разумеется, не мог даже мечтать.

В ту пору каждый номер любой газеты или журнала – да и прочей печатной продукции, включая театральные программки – в выходных данных сопровождался неприметным знаком, например, ИБ34568. Это было личное клеймо одного из тех людей, само существование которых в Советском Союзе являлось государственной тайной, но которые тщательнейшим образом штудировали каждое печатное слово и не пропускали ничего секретного или политически не выдержанного. Впрочем, редакторы и редколлегии всех изданий и сами не доводили до греха, дули на воду и собственноручно вымарывали всё мало-мальски острое или сомнительное. Все знали, как пострадал главный редактор одного из молодёжных журналов. Стал он печатать с продолжением научно-фантастический роман современного и вроде бы прогрессивного американского автора Артура Кларка. Казалось бы, что может быть более невинным? Экипаж космонавтов – американцы, русские – летит на Юпитер на корабле «Алексей Леонов». Однако вскоре печатание романа на полуслове прервали. Читателям быстренько сообщили, на одной страничке, чем дело кончится. Главреда втихую сняли – хорошо ещё, из партии не исключили, строгим выговором отделался. А дело было в том, что советским астронавтам подлец-американец втихую дал фамилии наших диссидентов, большинство из которых сидело в лагерях: Орлов, Марченко, Ковалёв, Якунин. Оправдания главного редактора, что он «вражьих голосов» (то есть заграничных радиостанций, вещающих на Советский Союз) сроду не слушал, поэтому ни о каких диссидентах понятия не имеет, действия не возымели. Ответственный товарищ был уволен.

Вообще сейчас трудно себе даже представить, насколько те нравы, всего-то тридцатилетней давности, отличались от нынешних. Например, тогда Юрин отец, Владислав Дмитриевич Иноземцев, оставляя машину на улице, должен был снять с неё «дворники» и зеркало заднего вида, иначе, вернувшись, даже через полчаса, он рисковал этих своих богатств недосчитаться.

То были времена, когда монументальные объявления «Мест нет» (для гостиниц) и «Пива нет» (для буфетов и столовых) во множестве исполнялись золотом, на камне и мраморе и использовались повсеместно. Пожалуй, даже не было на территории Страны Советов отеля, где подобное уведомление не висело бы на постоянной основе. (Пиво в буфетах ещё случалось.)