Я не могу забрать с собой деньги. Но я подозреваю, что он это учел.

Наверное, мне стоит сохраниться.

Если вам покажется, что спорить с собственным трупом немного странно, то для этого есть вполне серьезные причины. Во-первых, я уже не впервые сталкиваюсь со своим двойником — с другой версией меня самого, Джо Ливерседжа. По существу, так происходит все время. Так часто, что я уже свыкся с мыслью: где-то рядом живут своими жизнями множественные копии меня. Если один из нас умирает, останется еще предостаточно запчастей. Я это знаю наверняка. Мой двойник, погибший в подвале, тоже это знал.

Так получилось, что именно моя группа в Кардиффском университете открыла портал в параллельный мир; это произошло двенадцать лет назад. Сделала это одна из тех громоздких машин в подвале — установок холоднозовной связи, пронизавшая квантовую реальность и зацепившая себя с полностью идентичной копией такой машины в другой лаборатории другого Кардиффского университета. Два Кардиффа в момент зацепления ссылки были идентичны, и все, кто в них обитал, тоже. У них совпадали личности и истории жизни. Но как только перекрестная ссылка налажена, миры начинают расходиться. Хотя обе моих версии явились в лабораторию воскресным утром, у той, что погибла в подвале, порез от бритвы на правой щеке и другая рубашка. У нас всего пара дней, пока зацепление не разомкнется. К концу недели две последовательности исторических событий разойдутся так далеко, что в одной реальности «Кардифф Сити» [1] выиграет очередной матч, а в другой — потерпит поражение. Отклонение между Кардиффами в виде взорванной или не взорванной террористами ядерной бомбы, мягко говоря, очень значительно, но иногда ссылка и не такое выдерживает. Я задумался, что случилось с «нашими» террористами в той реальности: то ли у них бомба не сработала, то ли спецслужбы вовремя их сцапали. Никто особо не распространялся по этому поводу, ограничиваясь обычными отмазками «идет следствие».

Но, независимо от величины отклонений, рано или поздно различия накапливаются, и квантовая связь утрачивается. Портал закрывается, и обитатели того мира продолжают свое существование, более не контактируя с нашим. В конце концов нам удается наладить связь с другим Кардиффом и повторить весь фокус сначала. И разговор всегда начинаю я, Джо Ливерседж.

Ну, или ты.

Вот почему Рэйчел от меня ушла. Она объяснила, что не в состоянии дальше жить с человеком, который так обошелся с реальностью, не говоря уже про собственную смертность.

— Ты говоришь обо мне за моей спиной? — спрашивала она. — Вы двое обмениваетесь впечатлениями?

— Она не ты, — отвечал я, — не Рэйчел, это просто другая женщина, на которой женат другой Джо. Ты для меня единственная.

— Единственная, — повторяла она надрывно. — Когда мужчины так говорят, думают они о других женщинах. Ты говоришь о моих двойниках. Копиях. Я тебе кто, кукла Барби серийного выпуска? Я этого не потерплю, Джо.

— Если хочешь, уходи.

— Жизнь коротка, — сказала Рэйчел и ушла.

А когда она ушла, я поступил так, как всегда поступал в тяжелые времена — с головой ушел в работу. Кардиффская группа первой построила холоднозовные машины, но другие университеты и корпорации тоже включались в гонку. Они пытались превзойти нас. Мы первыми наладили видеоконференции между параллельными мирами [2] , и мои двойники пообщались между собой, точно нас разделяли несколько офисов. Мы первыми внедрили пресуществление — собственно, позаимствовали у туристических агентств, где эту технологию разработали для тех, кто боялся летать; позднее от роботов перешли к подлинно человеческим телам, экипированным имплантами по последнему слову техники, так что создавалась иллюзия достоверного присутствия в ином мире. Пока что все нам удавалось, но ничто не доставалось просто так. Чтобы оставаться на плаву, пришлось откусить от большого отравленного яблока государственного финансирования: денег, притекавших обычным потоком в тихие университетские заводи, нам уже не хватило бы. Формально финансирование это служило признанием наших заслуг, выводящих Королевство на передовые позиции в столь новой области исследований. Наука ради науки. Крупные концерны, нацелившиеся на коммерциализацию наших разработок, благоразумно оставались в тени.

Чушь, конечно. Все это понимали.

В эпоху, когда правительство может кого угодно посадить под замок за подозрительное поведение, технология всегда сопряжена с рисками для безопасности. Как только налажена перекрестная ссылка, двойников можно независимо арестовать и допросить, если соответствующие агентства договорятся между собой. Скорми одному историю из одной времялинии и послушай, что он тебе ответит.

Конечно, никто ни разу не осмелился так поступить. Но платили нам за наши разработки, за бункер высшего класса защиты и за системы резервирования данных отнюдь не радетели чистой науки, а служба национальной безопасности. Кто ж еще?

Я упомянул, что яблоко было отравлено? В благодарность за бескорыстные пожертвования правительство испросило себе выделенную линию сверхсекретной коммуникации с нашей лабораторией. Их деятели общались друг с другом через посредство наших машин, а мы — как и остальные сотрудники факультета — понятия не имели, о чем. Они не вмешивались в наши дела. Мы не лезли в их.

Но бесплатный сыр бывает известно где.

Сегодня за сыр пришлось расплатиться сполна.

Три месяца с момента взрыва. Окно в альтернативный Кардифф закрылось через четыре дня после катастрофы, так что мы терялись в догадках, что они намерены предпринять дальше. Когда связь оборвалась, число жертв не было даже подсчитано. О планах реконструкции города никто и не заикался. Мы больше не пересеклись с той вселенной, и не пересечемся, даже если холоднозовные машины проработают до конца времен. Она разошлась с нашей так сильно, что квантовая перекрестная ссыпка просто не сработает.

В моем Кардиффе денек выдался неплохой. Солнце садится, кафешки делают выручку, посетители, рассевшись на летних площадках, веселятся и расслабляются. За три месяца ничто особо не изменилось. Разумеется, всякий, кто заглядывает в мировые новостные ленты, в курсе, что та версия Кардиффа погибла, стерта с лица земли. Они видели фотографии и видеоклипы, доказывающие это.

Кое-кто, вроде меня, даже пресуществовал в той реальности. Мы бродили — или, как в моем случае, трамбовали гусеницами — дымящиеся развалины, ничем не напоминавшие этот город.