Оба молчали.

— Не стоит портить себе последних мирных часов…

— Что такое? — перебил его Рорбек. — Что-нибудь известно?

— Пока нет. Но говорят о тревоге. А тебя, Хинрих, немедленно вызывает к себе Мойзель. Неужели он опять что-то пронюхал?

Лейтенант сразу же подумал о вечере и решил ни в коем случае не осложнять положения Остерхагена, с которым его связывали дружеские отношения.

«Что же я наговорил Гансу? — спрашивал самого себя Тиль. — Но я действительно серьезно смотрю на нашу дружбу… На днях увижу Генгенбаха. Так хочется поговорить с ним обо всем. Расскажу, как мне стыдно перед ним и как я боюсь потерять его дружбу».

Тилю казалось, что никогда в жизни он не был таким несчастным, как сейчас.

Всю злость, которая накопилась у подполковника Мойзеля за 6 июня, он словно ураган обрушил на голову лейтенанта Тиля, который застыл перед командиром полка по стойке «смирно». Сначала история о стрельбе Тиля вызвала у подполковника недоверие, затем удивление и, наконец, дикую злобу.

После того как Мойзель выговорился, слово получил обвиняемый. Тиль понял, что никакими объяснениями тут не поможешь, и попросил выслушать двух свидетелей: капитана Остерхагена и блондинку Гретхен.

Мойзель сообщил Тилю показания Остерхагена и блондинки.

Тилю казалось, что люстра, висевшая у него над головой, качается. Однако он решил держаться твердо, по-мужски.

В конце разговора командир полка несколько смягчился и спросил:

— У вас есть другие свидетели?

Тиль подумал о том, что вряд ли ему следует называть фамилию Грапентина, не испросив предварительно у того согласия. Лейтенант попросил разрешения позвонить по телефону.

Подполковник жестом разрешил сделать это.

Созвонившись с Грапентином, Тиль попросил его заверить Мойзеля, что он, Тиль, действовал по его личному указанию.

В трубке раздался неестественный смешок Грапентина, который тут же намекнул ему на доверительность их тогдашнего разговора. Далее он сказал, что Тиль сам должен вести себя как мужчина. Капитан строго-настрого запретил лейтенанту выставлять его свидетелем, так как он, собственно говоря, ничего и не знает. И капитан снова странно хихикнул в трубку.

После разговора с Грапентином Тиль позвонил капитану Остерхагену.

— Мне только вас и не хватало! — воскликнул тот, узнав Тиля. — Сначала вы подстрекаете меня, а потом бросаете в беде. — Голос у Остерхагена был злой, совсем не такой, как в тот вечер.

— Господин капитан, ведь стреляли-то в тот вечер в вас! — почти крикнул в трубку Тиль.

— Стреляли? Да вы не в своем уме! Стреляли?! Вы что, все еще не протрезвели до сих пор? Знаете, что я вам скажу: оставьте меня в покое со своими штучками. Не впутывайте меня в это дело! — И капитан положил трубку.

Вернувшись в кабинет командира полка, Тиль доложил, что у него нет больше свидетелей и что он вообще ничего добавить больше не может.

— Ваш отец слесарь? — вдруг безо всякого перехода спросил Мойзель.

— Так точно, — ответил смущенный Тиль.

Подполковник кивнул и спросил:

— И вы не отрицаете, что стреляли?

— Нет.

— По каким мотивам?

— С целью самообороны.

— С целью самообороны вы стреляли в сотрудника СД? Я вас сегодня еще вызову…

Покинув кабинет командира полка, Тиль понял, что офицерские погоны ему осталось носить недолго: как ни крути, а он стрелял в офицера СД. Здорово ему не повезло! Отказ Грапентина, Остерхагена и блондинки выступить в его защиту Тиль расценил как факт, подтверждающий, каким влиянием пользуется гестапо и СД в войсках. Он же сам оказался всего-навсего пешкой. Вопрос командира полка об отце Тиль тоже расценил не в свою пользу.

Тиль и пальцем не шевельнул, чтобы как-то отвратить от себя угрозу суда чести: это было ему противно. По прибытии в часть Тиля сразу же вызвал к себе капитан Альтдерфер и потребовал от него подробного объяснения. Лейтенант и на этот раз ни словом не обмолвился о задании и роли, Грапентина, сказав, что он «по собственному желанию» хотел помочь подвыпившему капитану.

«Глупо, конечно, что я так говорю, — подумал про себя лейтенант. — Да ради чего я это делаю? Грапентину что-то от меня нужно, я делаю то, что он требует, а потом он же и пальцем не шевелит, чтобы выручить меня из беды. Очень мило!»

И Тиль решил кое-что добавить:

— Я хочу кое-что еще сказать по данному делу. Господин капитан фон Грапентин просил меня в тот вечер проследить за капитаном… Я же ему не совсем ясно доложил о случившемся…

Тиль посмотрел на командира и подумал: «Вот теперь и попробуй доказать обратное».

Стоило генералу Круземарку упомянуть об СД, как он сразу же оживал.

— Я прекрасно знаю, что давно являюсь у господ из управления имперской безопасности бельмом на глазу. Как и многие другие генералы. С давних времен, Альтдерфер.