Шрифт:
По началу Амели сильно напряжена, но приспосабливаясь ко мне, она расслабляется и боль утихает, и она начинает двигаться, кружа бедрами и попкой, вцепившись мне в волосы.
Я не перестану целовать ее тело, всегда будет мало ее вкуса, ощущений. Я пристрастился к каждой капельке пота, так же как к ее слезам.
Жар ползет вверх по моему позвоночнику, заполняя мои конечности. Каждый палец на руках и ногах покалывает, каждый дюйм моей кожи обжигает приятный огонь.
Это не легкое чувство жжения, когда я прикасаюсь к Амели, которое стало для меня настолько естественным, это нечто другое. Это пламенные эмоции, которые сосредотачиваются и превращаются в чувство.
Оно заливает мои вены и заполняет каждое нервное окончание, заставляя мое тело трепетать от неконтролируемого удовольствия. Огонь разгорается все сильнее и ярче, подводя в огненную бурю невиданного экстаза.
Вместе мы начинаем двигаться быстрее, сильнее, изголодавшись, чем когда-либо. Ее клитор трется о мою тазовую кость снова и снова, а лоно Амели с каждым ударом сжимается. Она трахает меня, берет меня, обладает мною. Делая меня своим навсегда.
Огонь внутри рвется наружу, и прежде чем я успеваю остановить или сдержать его, он взрывается. Впервые за годы... десятилетия... может быть, даже века, я взрываюсь.
Каждый мускул кричит, пока я проливаюсь в Амели, сражаясь с ее огнем и своим собственным. Она прямо здесь, со мной, царапает мою спину, когда напрягается и содрогается.
Стенки её лона еще сильнее сжались, растягивая оргазм, отказываясь отпустить. Она тяжело дышит и хнычет и ее тело проседает против моего в изнеможении и полном блаженстве.
Когда мои мышцы, наконец-то расслабились, чтобы снова двигаться, я перекатываюсь на спину, удерживая Амели сверху, ее тело все еще связано с моим. Я целую ее в макушку, в то время как руки ласкают ее потную спину.
– Амели,- задыхаюсь я. Даже после всего, что мы пережили, даже после того, как все наши тайны были раскрыты, произносить ее имя все еще в новинку для меня.
– Амели, детка.
– Oui, Monsieur.
– Она смотрит на меня и улыбается.
– Сильно болит? Слишком болезненно?
– Я знаю, что должен сохранить этот момент беззаботным, но дерьмо, понимание того, что я причинил ей боль, даже в интимный момент, выводит меня.
– Не достаточно сильно болит, чтобы отказаться от еще одного раза, - лукаво улыбается она.
– Но достаточно, чтобы понимать, что следует подождать.
Я наклоняюсь и целую в ее маленький милый носик.
– И да, я снова хочу это сделать, - хихикает она.
– Я тоже. Черт, по правде говоря, я мог бы взять тебя снова, но тебе нужно исцелиться. В следующий раз я хочу, чтобы ты испытала удовольствие. Без боли.
Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз.
– Что-то случилось?
– спрашиваю я, убирая волосы с лица Амели.
Амели пожимает плечами, но ее глаза остекленевшие и отрешенные.
– Просто... в моих снах, когда ты был с другими женщинами, ты что-то делал. Дыхание, думаю, ты так назвал его. Когда ты это делаешь, выглядишь таким... таким горячим. И сексуальным. Словно ты испытываешь невероятные чувства. А со мной ты так не делал. Возможно, что-то со мной не так? Или не так хороша для тебя? Я знаю, сейчас был мой первый раз, и я поправлюсь, но...
Я проглатываю слова Амели поцелуем, чтобы она не смогла произнести такое кощунство. И когда мы оба можем дышать, я охватываю ее лицо руками.
– Детка я бы никогда с тобой так не поступил и это никак не относится к тому, как мне хорошо с тобой. Потому что Амели, мне хорошо с тобой. Ты чудо, детка. Дыхание важно для моего вида. Оно помогает нам выжить - мы буквально высасываем жизнь из других. Я не хочу делать это с тобой и не стану, потому что уже вернула меня к жизни. Своими улыбками, поцелуями, смехом. Я ни капли не заберу из этого. Это то, что заставляет меня...
– ...любить тебя.
Слова крутятся прямо на кончике языка, но я никогда не скажу их. Я не говорил их даже родителям. Даже брату, единственному человеку, который засуживает моей преданности.
Любовь — это не то слово, которое Темный может произнести легко. Мы не говорим о любви, потому что редко любим. И когда это случается, когда это редкое и драгоценное чувство завладевает нами, то мы наглухо запираем и бережем его. Мы живем для любви. Мы за нее умираем.
Успокоившись моими объяснениями, Амели кладет голову мне на грудь и пальчиками начинает рисовать круги на моей коже.
– Что они обозначают?
– спрашивает она, проследив черно-синие чернила, запечатленные над моими сердцем.
– Мою фамилию. Скотос.
– Красиво - Затем она наклоняется и покрывает поцелуем греческие символы, которые означают мое наследие... мой грех. Отметки о том, что представляет из себя этот человек-монстр.
Спустя некоторое время мы оба засыпаем, Амели все еще прижимается к моей груди. И впервые, после бессмертной жизни под беззвездным небом и безлунных ночей, я засыпаю.