Шрифт:
– Я люблю своего эмо-Мика.
– Гриффин наклонился и поцеловал его.
– Ты можешь быть эмо столько сколько тебе это нужно, и когда тебе нужно. Но если я увижу, как ты снова исчезаешь передо мной, я приволоку тебя за волосы к себе, если это потребуется. Честно? Справедливо?
Гриффин потянул его за волосы, достаточно грубо, чтобы донести свою мысль. В присутствии Гриффина туман плохих воспоминаний начал рассеиваться.
– Справедливо.
– В конце концов, он едва мог задерживаться в прошлом, когда настоящее было связано с ним и обнаженным Гриффином на огромнейшей, мягчайшей, роскошнейшей постели, на которой он когда-либо спал.
– Я попытаюсь не возвращаться туда. Обещаю.
– Бинты - твой триггер?
Микаэль пожал плечами, Гриффин закатил глаза и вздохнул, прежде чем снова улыбнуться. Он вытянул руку и прижал Микаэля к себе, вдавливая их обоих в кровать.
– Повторяй за мной, саб...
– сказал Гриффин, притягивая Микаэля к своей груди.
– Готов?
– Готов.
– Умник.
– Умник.
Микаэль вскрикнул от боли, когда Гриффин сильно укусил его за плечо. От боли поток адреналина пронзил его тело, и он сразу же почувствовал себя лучше, даже немного завелся.
– Я заслужил это, - сказал Микаэль и расслабился в руках Гриффина.
– Именно. Не повторяй за мной... я не закрытая раковина моллюска.
– Что?
– Просто скажи это.
Микаэль шумно выдохнул.
– Я не закрытая раковина моллюска.
– Я личность.
– Я личность.
– Я отвечаю на вопросы, на которые мой хозяин, потрясающе красивый и очаровательный Гриффин Рэндольф Фиске, просит меня ответить...
– Я отвечаю на вопросы, на которые мой хозяин, потрясающе красивый и очаровательный Гриффин Рэндольф Фиске, просит меня ответить...
– Микаэлю удалось произнести все это, не рассмеявшись, от чего он был чрезвычайно горд собой.
– Потому что я личность, я не закрытая раковина моллюска
– Потому что я личность, я не закрытая раковина моллюска.
– Так что перестань прятаться, - приказывал Гриффин, покусывая его. В этот раз боль запустила поток адреналина в его кровь. Бедром он почувствовал, как Гриффин тоже начал возбуждаться.
– Я владею тобой, помнишь? Это не игра. Я не смогу позаботиться о тебе, если ты не рассказываешь, что творится в твоей голове.
Гриффин постучал по голове Микаэля, будто хотел открыть в нее дверь. Микаэль одновременно рассмеялся и застонал.
– Да, хорошо. Бинты - своего рода триггер. Я в порядке, клянусь.
Он провел все лето, работая с Норой над некоторыми своими страхами и плохими воспоминаниями, над техниками, позволяющими справиться с его триггерами. Нора даже довела его до того состояния, когда он мог держать лезвия или другие острые предметы не испытывая страха. До этого лета с Норой, даже ножницы и ножи для масла вызывали дрожь в его руках. Он забыл рассказать ей о бинтах.
– Ни одному моему сабу не позволено, чтобы его задницу надирал бинт. Только я могу бить тебя. Верно?
– Да, сэр.
– Вот поэтому ты будешь постоянно рассказывать мне о подобных вещах. Потому что мы теперь вместе. Я владею тобой. И это значит, что я владею твоим внутренним хламом. Плохим и хорошим. Это все мое, так же, как и ты мой. Понял?
– Понял.
– Так что выкладывай.
Микаэль глубоко вдохнул. Он открыл рот и снова закрыл его.
– Мик...
– Гриффин прикусил кожу на шее Микаэля и поцеловал место укуса.
– Я не буду тебя снова трахать и не позволю кончить, пока ты не расскажешь мне, что происходит.
– Ладно, бинты...
– начал Микаэль, выпаливая слова...
– Я вскрыл себе вены на обоих запястьях. Я даже не помню этого. Я помню лишь кровь, крики мамы, и Отца С., пытающегося удержать меня в сознании. Я помню, как проснулся и увидел бинты на запястьях. Я несколько месяцев ходил в бинтах после этого. Я даже не мог смотреть, когда мама меняла повязки. Я закрывал глаза и отворачивался. С тех пор как вышел из больницы я не видел шрамы три месяца. Все что видел - это бинты.
Микаэль вспомнил, как прятал лицо на плече мамы, пока она промывала его швы и меняла повязки изо дня в день. Она ни слова не говорила, пока проводила эту унизительную пытку над раковиной в ванной. Она работала в тишине, иногда плакала, иногда нет. Только в конце она могла его поцеловать в щеку и сказать, что любит его. Как только его запястья зажили, ей больше не пришлось возиться с промывкой ран. Микаэль почти скучал по этому. В этот единственный момент он чувствовал близость с мамой.
– Поэтому бинты заставляют тебя думать о плохом?
– спросил Гриффин, поглаживая по руке Микаэля от шеи до запястья и обратно.
– Заставляют вспоминать. Вот и все. Я справлюсь. Просто... плохие ассоциации.
– Плохие ассоциации. Понял. Серьезно. Я однажды отравился абсентом и...
– Абсентом? Думал, он незаконен?
– Ага. Как и кокаин, но это не остановило меня от покупки, после чего я затолкал его себе в нос. Пофигу, но у абсента лакричный привкус. С тех пор даже нюхать не могу запах лакрицы без рвотного позыва. Хотя это и хорошо. Эта плохая ассоциация сдерживает меня от выпивки или любого другого алкоголя. Но ты только что набил тату на запястьях, и тебе придется походить несколько дней в бинтах.