«А он в чем–то даже прав…»

Я судорожно вздохнула.

— Хорошо.

— Да, я смотрю, вам будет очень хорошо на Гриффиндоре, — добавил директор, смотря на эмблему дома Огня на моей мантии.

Тут зашла Минерва МакГонагалл.

— Альбус, я дико извиняюсь…стоп, а это еще кто?

— О, Минерва, не волнуйтесь! Это новая студентка, которая будет учиться на вашем факультете — Гермиона Грэйнджер. Она из школы, которая, так сказать, продвигается вперед (тут он усмехнулся).

— Вот как? Если это моя студентка, тогда, Мерлинова борода, почему она здесь а не на уроке Истории магии, который начался уже как десять минут назад?

Я вскочила.

— Да!?

— Да, — поджав губы, подтвердила декан Гриффиндора — идемте, мисс Грэйнджер.

«Хорошо, что третьего сентября тысяча девятьсот девяносто пятого года у нас должна была быть История…», — размышляла я, идя за МакГонагалл по коридору.

— Вот мы и пришли.

МакГонагалл зашла, я — за ней. Бинса еще не было, однако головы студентов тут же развернулись на скрип двери.

И вот он — Бинс — вплыл в комнату через стену напротив.

— Профессор Бинс, факультет Гриффиндор имеет пополнение в лице новой студентки, — громко произнесла МакГонагалл.

— Хорошо, пусть она сядет с мистером Люпином, — немного рассеяно ответил Бинс.

Только я села и вытащила перо, чернила и пергамент, Бинс забубнил. Я быстро строчила за ним.

Весь урок ощущала на себе любопытные взгляды…то еще удовольствие! Кто–то бесцеремонно показал на меня пальцем, чуть не ткнув в глаз. Я еле удержалась от того, чтобы не зашипеть, как рассерженная кошка.

Краем глаза я наблюдала за Люпином. Тот постоянно бросал укоризненные взгляды на тех, кому «нечем было заняться», как он тихо себе сказал.

— … и того: домашнее задание заключается в том, чтобы написать сочинение в три фута длиной и величайших открытиях ученых, которых я упомянул и найти дополнительную информацию о последних. Все свободны, — объявил Бинс, стоило грянуть колоколу.

Я прилежно записала домашнее задание и вышла наружу, топчась на месте.

Топтаться пришлось недолго. Вскоре ко мне подошла МакГонагалл и я объяснила ей, что на Прорицания не пойду ни за что. Вместо них у меня шла Нумерология, вторым после обеда Маггловедение и третьими Древние руны.

Следующим должна была быть как–раз–таки Трансфигурация. Профессор МакГонагалл была как всегда строга и справедлива.

— Итак, сегодня превращаем чайник в черепаху. Знаю, сложно. А вы что хотели? У вас СОВ на носу! А это, между прочем…ох, мисс Грэйyджер, простите!

Я обрадовалась, что она все–таки заметила, что я стою в дверях, не зная, куда сесть.

— Садитесь к мистеру Люпину…да–да, сюда!

«Что, опять!?» — немного ужаснулась я, но с Люпином села

МакГонагалл, объяснив способы превращения, принялась ходить между рядами и поправлять учеников.

Только она повернулась спиной к ряду, за которым сидела я, то ко мне тут же повернулись с передней парты две головы.

Одна, полная любопытства и, даже с каким–то хвастливым огоньком в глазах, лохматая и с черными, как смоль, волосами. Круглые очки оправляли глаза.

Другая, с уже отращенными волосами, живыми глазами…

— Новенькая? — ухмыльнулся Джеймс Поттер.

— Нет, старенькая, — огрызнулась я.

— Грубить не надо, — предостерегающе сказал Сириус Блэк.

— А то что? Превратишь меня в черепаху? Отвернитесь и работайте! — строгим голосом сказала я.

Как ни странно, последние слова я произнесла одновременно в профессором МакГонагалл, которая уже подошла к нашим партам.

— Поттер, Блэк, вам не кажется, что новенькой ученице нужно дать освоиться, а не загружать ее своими дурацкими идеями? — разозлилась МакГонагалл.

Те отвернулись, но только МакГонагалл отошла, из их стороны донеслось «Превратишь меня в черепаху?» и смешки.

Я фыркнула, произнесла заклинание, и мой чайник обратился в черепаху.

— Вот это да! — прошептал Сириус, ткнув локтем Джеймса.

— О нет! — отчаянно забормотала я, — она же морская, а должна быть обычной!

Джеймс Поттер хмыкнул и отвернулся, с заметной чуть завистливой ухмылкой.

— Мисс Грэйнджер, вы умница. Десять баллов Гриффиндору, — чрезвычайно довольная объявила МакГонагалл.

Следующий чайник сделал черепахой Римус Люпин, а после Северус Снегг.

Прозвенел колокол.