Диккенс задается в этом романе теми вопросами о жизненных приоритетах, которые поднимали в своих трудах Джон Раскин (1819—1900) и Мэтью Арнолд (1822—1888). Он рисует картину общества, охваченного страстью к быстрой наживе, к мишурному блеску собственничества и внешнего лоска. Нажитые покойным Хармоном капиталы, возможно, вложены в горы мусора символически. Но о подобном факте сообщал за несколько лет до создания романа журнал Диккенса «Домашнее чтение»: принадлежавший некоему Додду холм мусора в Холстоне был оценён в несколько десятков фунтов стерлингов! Поистине, материализация жаргонного значения английского слова «dust» (мусор, пыль) — «наличные деньги»! Богатство в отбросах, чудовищный промысел «Деда» Хексама — добывание утопленников со дна Темзы — и последующее применение его результатов сборщиком скелетов Винусом, или борьба за место в парламенте, — все для Диккенса окрашено одинаково мрачными тонами, всё носит черты апокалиптической фантасмагории, охватившей английское общество к середине шестидесятых годов XIX века.

И в то же время, описывая судьбу престарелой прачки Бетти Хигден, писатель возвращается к беспощадной критике работных домов — теме «Приключений Оливера Триста». С этим ранним романом перекликается и образ еврея Райи, которого Х. Пирсон назвал «попыткой Диккенса оправдаться за Фейгина». Действительно, Райа — полная противоположность содержателю воровского притона, носитель добра, утешитель Лиззи Хексам и Дженни Рен. Подлинной горечи исполнены его слова: «В христианских странах к евреям относятся совсем иначе, чем к другим народам. Люди говорят: „Это плохой грек, но есть хорошие греки. Это плохой турок, но есть хорошие турки.“ С евреями иначе. Довольно легко найти среди нас плохих людей. Среди кого их не найдёшь? Но худших из нас берут за образец, сопоставляют с лучшими из других народов и говорят: „Все евреи такие“.» [12]

Английский литературовед Дебора Уинн справедливо отмечала: «Для Диккенса путь избежать пучины алчности и эгоизма состоит в том, чтобы обрести детскую веру в силу сказок и способности их рассказывать. В самом деле, „Наш общий друг“ показывает, что сказки, ассоциирующиеся с радостями детства, воображением и способностью выйти за рамки своей сущности, спасают людей, сохраняя в них живое восприятие ценности любви и дружбы». Не зря ведь так восхищался Диккенс великим датским сказочником! [13]

Исполнены светлой мечты о переменах к лучшему фантазии Лиззи Хексам. Сюрреалистически преломляется обыденность в игре воображения Фанни Кливер, «ребёнка по годам, женщины по независимости и опыту», живущей под вымышленным именем Дженни Рен в мире, где пьяница-отец трансформируется в «несносного ребёнка», а живые дамы становятся манекенами для кукольных платьев, которые эта больная девочка шьёт на продажу.

Главный герой романа Джон Хармон, собственно, тоже несет на себе печать сказочной; таинственности. Его появление на страницах книги овеяно мрачной загадкой. Именно оно раскручивает пружину интриги. Так появлялись Рудольф в «Парижских тайнах» Э. Сю, граф Монте-Кристо у А. Дюма, А если взглянуть шире — то и Чичиков, и Хлестаков у Н. Гоголя, и Верховенский-младший у Ф. Достоевского, и Воланд у М. Булгакова. И так же, как все перечисленные персонажи, Хармон начинает игру, а супруги Боффин подыгрывают ему — с большей или меньшей убедительностью и достоверностью.

Хармон — «человек ниоткуда». Он «никто», хоть и многолик: то предстаёт в образе Джулиуса Хэндфорда, то в роли Джона Роксмита. Превращения Хармона — часть сказки, которая противостоит бездушному миру стяжательства и спасает от его воздействия Беллу Уилфер.

Желание Беллы бежать от нужды можно понять. Печально, но сегодня, как никогда, и нашему читателю может показаться естественным её желание стать «товаром» на «рынке невест». Собственно говоря, изначально Белла становится таким товаром не по своей воле, но по завещанию сумасброда Хармона-старшего, предусматривавшего наследование Джоном Хармоном отцовского состояния только в случае женитьбы на Белле. Более того, не успев стать женой, она как бы становится вдовой Джона. И этим вызывает читательское сочувствие. Но тут же мы узнаем, что она страдает и оттого, что в предвкушении брака с Хармоном поспешила «отделаться» от Джорджа Сэмпсона, которого не любила, но который ее «обожал и терпел всё, что я с ним выделывала» (курсив мой — С.Щ.). Так становится ясно, что Белла, безусловно, представляет собою развитие литературного воплощения Эллен, начатого в образе Эстеллы. Об этом говорит даже сходство звучания этих трёх имён. Но Белла — не Эстелла, её образ куда более привлекателен. Диккенс, к тому времени уже получивший удовлетворение своей страсти к Эллен Тёрнан, стремится всячески подчеркнуть, что его новая героиня человечна, что ей свойственно добро. Подробно выписаны трогательные отношения Беллы с отцом. «Своенравная, игривая, доброжелательная по натуре, ветреная, покуда не обрела серьёзной опоры, капризная, поскольку всегда порхала среди пустяков, и всё же очаровательная» — так воспринимает Беллу дочь Хексама Лиззи: «Для Лиззи она была столь необыкновенной, столь приятной, столь женственной и по-детски наивной, что совершенно покорила её». Да и Хармон, размышляя о жестокой красавице, предназначенной ему в жёны и тайно изучаемой им, приходит к заключению: «Такая дерзкая, такая пошлая, такая капризная, такая расчётливая, такая беззаботная, такая неприступная, такая чёрствая... и всё же такая милая! Такая милая!»

Белла «вдвойне испорчена: поначалу нуждой, а затем богатством» Боффинов, пригласивших её к себе на жительство.

Она отметает чувства «секретаря Боффина» — Роксмита (он же Джон Хармон), подобно тому, как андерсеновская Принцесса отвергла любовь Свинопаса-Принца.

Боффины, по выражению Д. Уинн, «подобно двум феям-крёстным, при помощи доставшегося им в наследство мира мусора преображают жизнь Беллы, приводят главных героев к счастливому браку, но этот сказочный финал глубоко проблематичен, поскольку упрощает проблемы, перед лицом которых оказалась Белла».

И действительно, слишком уж просто меняется хладнокровная и жаждущая выгодного брака и богатства мисс Уилфер! Слишком горячо раскаивается в жестоком обращении с Роксмитом. Слишком быстро очертя голову бросается в волны семейного счастья с Джоном Хармоном, о богатстве которого ещё не знает.

Настолько, что автор не успевает излить в истории Хармона и Беллы своих собственных мук. И находит выход для этих излияний в мучительной любви других персонажей книги. Скромная, добродетельная Лиззи Хексам невольно заставляет страдать сразу двоих: адвоката Юджина Райбёрна и учителя Бредли Хэдстоуна.

«Вы моя погибель, погибель, погибель, — твердит учитель. — Я теряю силы, уверенность, самообладание, когда вы радом или даже просто в моих мыслях. А вы теперь всегда в моих мыслях. С того момента, как я впервые увидел вас, я не мог избавиться от мыслей о вас. О, это был для меня злополучный, злополучный, скорбный день!»

И его устами, несомненно, говорит Диккенс. Ибо отнюдь не скромному учителю принадлежат слова: «Есть множество людей, которые обо мне хорошего мнения. Есть и такие, которые высоко меня ценят. Я сам завоевал свое положение, которое считается достойным того, чтобы завоевать его... Поверьте, прошу вас, что, если бы мне пришлось предложить разделять со мной мой домашний очаг таким, каков он есть, мои чувства, какие они есть, самой уважаемой, самой образованной, самой утончённой молодой женщине из моего круга, любая, наверно, согласилась бы. Даже охотно согласилась бы».