Шрифт:
Из тёмного угла зала материализовался Хопкинс с подносом "Маргарит".
– Изабелла завела котёнка, – сказала Эмби. – Я, может быть, тоже скоро сломаюсь – возьму себе кошку. Прошлой ночью в спальне за стеной опять шуршала мышь.
– Амберина, дорогуша, если ты сделаешь большую уборку у себя, то решишь эту проблему, – проговорил Кортни. – Когда будут вывозить недвижимость Бессингер, Квилл?
– Понятия не имею. Я всего лишь снимаю её квартиру и работаю над книгой о «Касабланке».
– Квилл – известный журналист, – пояснил Kopтни красавице манекенщице.
– Как это замечательно! – воскликнула она.
– Хочу взять интервью у старых жильцов этого дома. Можете кого-нибудь порекомендовать?
– Миссис Джаспер! – в унисон сказали Эмби и Кортни.
– Она когда-то убирала в «Касабланке», – объяснила Эмби, – и знает кучу разных историй.
Винни, закончив с «Маргаритой», поднялась.
– К сожалению, мне придётся расстаться с вашей замечательной компанией, – сказала она. – Я приглашена на ужин.
Пока хозяин провожал её до дверей, Квиллер тихонько заметил Эмби:
– Думаю, у неё не возникает проблем с приглашениями на ужин.
– А я, похоже, занимаюсь не тем, чем надо, – прошептала Амберина.
Кортни зажег свечи в дальнем конце зала, там, где поперек бетонных блоков были положены доски, образовавшие длинный узкий стол.
– Хопкинс, скажи повару, пусть подаёт, – сказал он.
Стульями служили оранжевые паковочные клети, обитые бархатом и поставленные вертикально.
– Осторожно, не посадите занозу, – предупредила Эмби Квиллера.
Оригинальная аранжировка из белых гвоздик и сорняков с автостоянки украшала центр стола. Оловянные тарелки и кубки стояли прямо на голых досках, четыре оловянных подсвечника освещали приборы и цветочную композицию.
– Где это ты всё стянул? – поинтересовалась Эмби, но Кортни оборвал её осуждающим взглядом.
На первое подали суп из водяного кресса, затем – крабовые пирожки с грибами шитаки, маленькие свеклы в апельсиновой глазури и дикий рис. Салат из сердцевин и побегов артишоков был подан на тарелках от Лалика как отдельное блюдо, а закончился ужин шоколадным суфле. «Недурно, – подумал Квиллер, – для клети-блочного окружения».
– Каждый год на Четвёртое июля Кортни устраивает вечеринку на крыше, – поведала Эмби Квиллеру. – В корзины для пикника кладутся жареные куры, вино и вишнёвые пирожные. С крыши потрясающе виден фейерверк.
– И как попасть на крышу?
– С четырнадцатого туда ведёт лестница. На двери написано: «ХОДА НЕТ», но она не закрыта. Крыша – отличное место для принятия солнечных ванн. Летом, разумеется.
– Кортни, как истинный знаток «Касабланки», может быть, вы ответите мне на несколько вопросов? – обратился Квиллер к хозяину дома. – Как получается, что Руперт никогда ничего не делает, а просто ошивается поблизости?..
– На самом деле он охранник, – пояснил хозяин, – и под этой идиотской курткой у него целый арсенал.
– А чем занимается жилец по фамилии Язбро, с четвёртого этажа?
– Грузчик, получивший известность после того, как тело Росса грохнулось прямо на его машину. Может, кофе попьём в гостиной? Если хотите, можно послушать немного Ноэля Кауарда. – Кортни двинулся к оранжевой клети с кассетами и компакт-дисками.
– Поставь кассету с твоим выступлением, Кортни, – попросила Эмби и повернулась к Квиллеру. – Он продюсирует оригинальный мюзикл под названием «Кошкин дом из "Касабланки"», и первый номер в нём – блеск!
– Я написал стихи, но покамест не нашел подходящего композитора, – сказал импресарио. – Киистра занимается хореографией. Квилл, вы, должно быть, слышали о Киистре Хедрог и её "кишкотанцорах". Она проживает в 14-В.
– Они что, исполняют танец живота? Я слышал какое-то странное буханье за стеной.
– Они свободные выразители чувственности, – покровительственно пояснил Кортни.
– Поставь первую вещь, Корт, – напомнила Эмби.
– Кортни! – поправил он её. – Музыку придётся дофантазировать самим.
Начала крутиться пленка, и голос Кортни с подчёркнутым английским произношением провозгласил:
– Представляем вашему вниманию мюзикл в двух актах. Автор Кортни Хэмптон. «Касабланкин кошкин дом». Акт первый, сцена первая.
Раздались стихи:
Жил-был дом, какой ругали и считали его злом,
Потому что был он старым, уготованным на слом. Да…
Крыша текла, коридоры воняли,
Лифты ломались, потолки осыпались.
Но не так уж был он жалок, как подумали бы вы.