Китаец снова устремил на меня немигающие жутковатые щелочки глаз.

– Да, - ответил он.
– Сорняки... дергали...

Холодок пробежался по моей спине.

– То есть?
– переспросил я.

– Когда вы дергаете сорняки, вы называете это убийством?

Я в шоке всмотрелся в его чернеющие щелочки.

– Вот и мы...
– заключил он.

– Но постойте!
– воскликнул я.
– Люди, ведь, не сорняки!

– Люди - нет! Но сорняки - не люди... Умереть суждено каждому, но не каждая смерть имеет одинаковое значение

Я смешался. Мне подумалось, что из-за неполноценного перевода мы просто недопоняли друг друга.

– В отличие от северного соседа, - неожиданно ясно заговорил дед, - Китай получил социализм без революции, без гражданской войны. Просто в подарок. Мы не боролись за лучшую жизнь, как вы. Нам просто открыли в нее двери. Вы - русские - получили ее в борьбе против богатеев, и вы уже знали, что для всеобщего блага в стране не должно быть таких людей.

Я невольно прокашлялся.

М-да! Социализм. Китаец заговорил о социализме. Впрочем, от него - живущего под красным флагом - можно было этого ожидать. У нас таких разговоров уже давно нет.

– Мы же поняли новый строй, - продолжал китаец, - как возможность простым людям стать именно богатеями. И ринулись туда... за благами, которые вдруг оказались доступными.

Я помню, как жадно светились глаза родственников, приезжающих из Яньцзина. Дядя Ли больше не угощал меня сахарными шариками. Он продавал их моему отцу - своему родному брату. И меня - к тому времени уже подростка - это удивляло. Я никогда прежде не видел дядю Ли таким...

Старик не докончил - его неожиданно прервал внук. Он что-то возразил деду по-китайски. Мой старый собеседник некоторое время просидел с помутневшим, расплывшимся взглядом, затем повернулся к внуку и устремил на него свои щелочки-амбразуры. Несколько секунд он подавляюще смотрел на молодого человека.

– Повтори на русском, - наконец проговорил он.

Молодой китаец с виноватой растерянностью посмотрел на меня и вновь на деда.

– Я сказал, что и у нас была гражданская война, - пояснил он мне.

Старик снова повернулся к окну.

– Нехорошо, - проговорил он в пустоту, - говорить при человеке на языке, который он не понимает.

Старый китаец ненадолго задумался.

– Та война не была гражданской, - медленно проговорил он.

– Но...
– начал было возражать внук, однако тут же сам и остановился, виновато посмотрев на деда.

– Надо знать их войну, - старик вдруг поднял свою иссохшую руку и устремил в мою сторону указательный палец, - чтобы понимать свою...

– Когда брат идет на брата...
– морщинистый палец с полупрозрачной желтой кожей продолжал гвоздить в мою грудь.
– Вот что такое гражданская. У нас же одна наемная армия воевала с другой, у нас не рвались семьи - в наших домах не убивали друг друга братья.

Старый китаец опустил руку и снова обратил взгляд в окно. Он смотрел на далекую плывущую линию горизонта.

– Затем я узнал Мао.

Китаец некоторое время задумчиво промолчал.

– Его имя пришло с первыми уроками письма. Оно пришло с первым пониманием иероглифов. Мао увиделся Большим Учителем, который помогал познавать неведомое. Я читал иероглифы, познавал новый мир, а промеж точек и закорючек мне виделся наш Великий Кормчий.

Много позже я узнал, что Мао - Великий Сын земли - первым увидел, что вместо социализма повсюду нарастают сорняки. Его идеи гигантского скачка большого Китая - из нищеты в социализм - такой, какой был в северной стране, - разбились. Сорняки стали не приумножать общее добро, а растаскивать его. Более того, они бросились продавать и проедать его и без того скудные крохи. Вместо социализма Китай валился в капитализм, который никогда ему был неведом и от которого китайцы не имели, как вы, иммунитета.

Мы не прошли гражданскую войну - такую, как ваша, и мы не умели распознавать сорняки - ни вокруг себя, ни... в самих себе. Но раз на нашей земле стала затягиваться тина капитализма, ее понадобилось вычищать.

Я слушал китайца, а за окном кружил и кружил плавно изгибающийся ландшафт. Мне представилась далекая китайская деревенька, которой я никогда в жизни не видел. Ни о какой тине капитализма я, конечно, не думал, но в моей памяти вдруг всплыл образ деревеньки моего детства, которую я недавно посетил, - с обезлюдевшими чернеющими домами и выброшенными в бурьяны коробками из-под сникерса. И китайская деревушка увиделась мне похожей на нее - нет, не обезлюдевшей, но такой же чернеющей и погружающейся в хлам и серость.

– Гений Мао увидел такую опасность вовремя, он увидел, что партийные комитеты - штабы революции - революционными быть перестали, что они перерождались в рассадники торгашества, а из их стен стал выползать дракон капитализма...

Старик неожиданно прервался. Я с удивлением увидел, что его лицо стало сухим и жестким.

– И, как Большой Отец, - завершил он фразу, - карающий своих детей-предателей, он дал команду "огонь по штабам". Вот тогда у нас и началась гражданская война... настоящая.