Annotation
Этот роман я начала писать совсем давно, в конце 90-х, насмотревшись "Секретных материалов" :). В 2010 достала "с полки", серьёзно отредактировала и дополнила. Но в целом, это скорее память о юношеском фанатстве, чем претензия на серьёзную литературу :)
Hiteru Ame
Глава 1
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Hiteru Ame
Мысли
– -
Глава 1
Небо тонет в закатном море.
Ветер считает золото листьев,
как жадный купец.
Ночь вносит в мир лампаду луны.
Тьма зажигает свечи звёзд.
В моих ладонях - слеза.
Она упала с неведомой высоты - мне в руку...
"Кто ты? Откуда?" - спросило моё сердце.
"Это капля моей крови!" -
прозвенел последний луч
умирающего дня.
Ночь, ревниво взмахнув синим бархатом плаща,
прошелестела: "Это капля
масла из моей лампады-луны!"
Сизый туман, свиваясь змеиными кольцами,
зашипел: "Это серебро,
что украсит траву на заре!"
В моей комнате - темно.
Только тихий сиреневый свет
Пролился из моих ладоней:
это - слезинка вздрогнула тёплым птенцом.
"Нет, я не кровь и не масло лампады-луны,
И не серебро, что сизый туман
Приносит в жертву рассвету.
Я - просто осколок,
Маленькая жгучая искра
Чьей-то печали..."
– Марико, почему ты не гасишь свет? Уже одиннадцать часов! Чем ты занята?
Раздражённый голос матери, бесцеремонно ворвавшейся в комнату, заставил вздрогнуть. Марико поспешно сложила листок со стихами и спрятала между страниц книги.
Миссис Гвен Дэвис - высокая, плотная женщина чуть за пятьдесят, с уже несколько оплывшими чертами когда-то привлекательного, властного лица - протянула руку, и Марико безропотно отдала ей учебник, почти уверенная, что мать не снизойдёт до того, чтобы открыть его.
– Японский язык? Опять?
– широкие, чёрные с лёгкой проседью брови миссис Дэвис поднялись к вискам.
– Где ты его откопала?
Раньше, когда папа был жив, они учились вместе. Но когда его не стало, мать выбросила все книжки, уверенная, что это была лишь "очередная дурацкая идея Джона", и что Марико с радостью перестанет "забивать себе голову всякой ерундой"...
– В публичной библиотеке, - ответила она тихим и слабым голосом.
– Чем тебе плох английский, чтобы учить ещё и эту тарабарщину?
– Миссис Дэвис, как обычно, не стеснялась в выражениях.
– Впрочем, это в тебе, наверное, всё-таки кровь говорит... Но уже поздно. Пора спать, ложись.
– Да, мама...
Миссис Дэвис небрежно бросила учебник на стол и выключила люстру. Комната утонула в полумраке, едва разгоняемом светом настольной лампы.
Когда дверь закрылась, Марико со вздохом поднялась из-за стола, отыскала в книге листок, убрала его в коробку со множеством таких же - и снова задвинула её под кровать. Переодевшись в сорочку, она выключила лампу и легла, но спать не хотелось. Извечная тоска не давала покоя. Необъяснимая грубость приёмной матери жила в сердце привычной, но от этого не менее болезненной занозой... Бывая в гостях у подруг, Марико не могла не видеть, что поведение миссис Дэвис странно. При папе она ещё сдерживалась и чаще просто игнорировала дочь, но когда его не стало -- вся злость и раздражение, копившиеся много лет, выплеснулись безудержно... Школьный психолог мисс Робинсон не раз предлагала обратиться в опеку, но Марико была противна сама мысль об этом. И она терпела, утешая себя сначала тем, что скоро станет совершеннолетней, а потом тем, что может уйти в любой момент. Хотя, разумеется, пока она учится, уход был бы слишком проблематичным...
За окном стремительно гасли последние краски заката. Душная предгрозовая летняя ночь окутывала Майами. Марико перевернулась на спину, откинув со лба слипшиеся от пота пряди гладких, чёрных волос. Мрачно-оранжевый месяц, пробившийся в разрыв туч, заглянул в окно и слабо осветил круглое полудетское лицо с правильными, совершенно японскими чертами: маленький, мягко закругленный нос, красиво очерченные губы, гладкие, приподнятые к вискам брови. Палевый свет раздробился искрами в раскосых, но довольно больших и выразительных глазах Марико.