Шрифт:
Эта потеря для Рауля была невосполнимой.
От радужных надежд, огня желаний,
веселых беззаботных дней, нет больше ничего…
Утеряны на век любимые черты, угас надежды лучик,
лишь дымка – образ твой, мне рану теребит.
Как жить мне без тебя? Как мне дышать, родная?
Ты отзовись на крик души моей.
Эти строчки Рауль записал в своём дневнике те самые трагические дни.
Право на личную жизнь…
– Не могу с Вами согласиться, мой друг. Это глубокое заблуждение, думать, что если человеку свыше отпущен неземной дар, благодаря которому он творит для других, в обычной жизни этого человека надо лишить прав на ошибки. Одарённый человек, прежде всего такой же человек, как мы с вами. И он точно также подвержен соблазнам. Точно также может ошибаться, спотыкаться, заблуждаться в поиске истины. Его терзают бесконечные сомнения. Вы себе не представляете, как это мучительно. Мои друзья, давние приятели, о которых я веду разговор, делились со мною этими чувствами. И скажите мне на милость, почему простому смертному позволительно оступаться, совершать плохие, недостойные поступки, а великим, воспрещается? – Цезаре завёл разговор на тему, которая давно не давала ему самому покоя.
– Я полагаю, синьор, в этом вопросе никогда не будет единой точки зрения. Среди людей укоренилось расхожее мнение. А всё потому, синьор, что на гениев возложена огромная ответственность за их талант. За дело, которое они несут людям посредством своего дара. Я бы сказал, некая миссия, – рассуждал Пауло. – Они на виду, на них равняются, с них берут пример, им подражают. У них масса поклонников, которые их обожают и ради них готовы на всё. Перед ними преклоняются. Не забывайте этого. – Кумиры всегда должны быть на высоте. Что называется, держать марку, – разговорился Пауло.
– Да, да. Когда–то я уже нечто подобное слышал, – задумчиво произнёс Цезаре. – Твои рассуждения напомнили мне беседу с моим другом Фернандо, который, узнав об истории любви русского писателя Ивана Тургенева и несравненной певицы, актрисы, педагога Полины Виардо-Гарсия, пришёл в тихий ужас, – внезапно вспомнил Цезаре.
– От чего же, синьор? – заинтересовался Пауло.
– Как от чего? От того, что они позволили себе любить друг друга, будучи связанными словом с другими людьми.
– Я что-то не припомню подробностей этой печальной истории. Кто–то из них был женат, если я не ошибаюсь, кажется так. Да, Цезаре?– терялся в догадках Пауло.
– Что значит, кто-то? Полина была замужем. Её супруг известный журналист – Луи Виардо, чудесный человек, общественный деятель. У них и дети были к моменту встречи Полины с Тургеневым. Но разве чувства спрашивают? Разве им запретишь? Прикажешь? – разволновался Цезаре, отстаивая права знаменитых, публичных людей на любовь.
– В этой истории смешанные чувства у меня вызывает судьба самого Ивана Тургенева. Непревзойдённый в своём роде мастер слова, одарённый, красивый, светлый человек. Личность! Полагаю, он, попав в такое двусмысленное положение, ощущал себя потерянным, несчастным. С другой стороны, скажу я Вам, это настоящий подвиг! Как надо любить, чтобы всю свою жизнь посвятить одной женщине. Раствориться в её судьбе. Да, не каждому дано такое, снимаю шляпу, – произнёс Пауло с чувством почтения и большого уважения.
– Вот и мать Тургенева думала и полагала, как ты. И она считала, что её сын глубоко несчастен. Не зря она прозвала Полину – цыганкой.
Мужественный шаг Тургенева – выбор рыцаря, неординарного человека. Он не подпадает под понимание рядового каждодневного поступка. По всей вероятности, нужно родиться Иваном Тургеневым, чтобы понять величие его души, целостность натуры, распознать глубину его переживаний, – с чувством преклонения, выразил Цезаре свою точку зрения и отношение к данному вопросу.
Откровение
– Пауло, Пауло, ты где? – звал Цезаре слугу.
В ответ – тишина.
– Неужели ещё спит? – вслух спросил Цезаре, лениво сползая с постели, засовывая ступни ног в домашние туфли.
– Звали, синьор? – спросил Пауло, запыхаясь, входя в комнату.
– Где ты пропадаешь? Я зову, зову, а тебя всё нет, – приставал Цезаре недовольным тоном.
– Помогал во дворе, – ответил Пауло.
– Они что, сами не справляются? У тебя своих дел предостаточно, – бубнил Цезаре.
– Слушаю Вас, синьор, – Пауло подошёл к Цезаре, пропуская мимо ушей его недовольства.
– Я нашёл в отцовских дневниках удивительнейшую историю. Она настолько потрясла меня… я за всю ночь не сомкнул глаз. Прилёг совсем недавно, – Цезаре запнулся, просматривая записи. – Сегодня ночью я записал её. До сих пор не могу успокоиться, эта девушка покорила моё сердце. Со мною давно такого не случалось.
– Кого Вы имеете в виду, синьор? Кто эта девушка? – допытывался Пауло.
– Не спрашивай. Ни о чём не спрашивай. Присядь к столу и почитай. Рукопись открыта в самом начале. Я ждал тебя, – пояснил Цезаре.
– Хорошо, синьор. С интересом почитаю, – ответил Пауло и направился к столу. Я, правда, ещё не завтракал, однако Вы, синьор, разбудили во мне интерес. Я очень любопытен, Вы же знаете, – говорил Пауло, усаживаясь за стол.
Цезаре в своём творчестве достиг той высоты, той планки, когда творят блаженствуя. Он оставлял на бумаге своё сердце. И после каждого нового произведения, его сердце уменьшалось в размере, но величие Цезаре – писателя возрастало многократно.
Чужая кровь