Сашко тоже оглянулся налево и направо. Но все было в порядке. На мальчишку со щетками и девушку рядом с ним никто из редких прохожих не обращал никакого внимания.

— Какое у Коли ко мне дело? — спросил Сашко, абсолютно игнорируя возможность, что дело могла иметь к нему сама девушка.

Тогда девушка сказала:

— Ты освобожден с поста.

Ага! Вот это уже было подходяще! Молодец Коля, что не забыл! Сашко облегченно вздохнул. Теперь он подастся куда надо: на Пересыпь, к эллингам Ропита или на Молдаванку, на Товарную. Сейчас он узнает все новости и примет участие во всех событиях…

— Куда же ты? — перехватила его движение девушка. — Я еще не кончила.

— А что такое? — удивился и рассердился опять Сашко. — Ты передала, я услышал. И все. В нашем деле, — поучительно прибавил он, — много болтать не полагается. Ты, верно, из новичков, из интеллигентиков, не ученая еще?

Девушка снова не могла удержаться от смеха.

— Из новичков, — согласилась она, — из интеллигентиков. Но только Коля пяти Столяровых поручил тебе передать, что с этого момента ты переходишь в мое распоряжение и будешь выполнять то, что я тебе скажу.

Сашко оторопел. Что такое? Ему — выполнять приказы какой-то девчонки? Как мог позволить себе такое издевательство над ним комсомольский секретарь Коля Столяров? А еще играли когда-то в одной футбольной команде против бойскаутов!

— Да ты что? — вызверился он на девушку. — Не мог этого сказать Коля Столяров!

— Сколько тебе лет? — укоризненно спросила девушка, не обращая ни малейшего внимания на слова Сашка. — Ты что, маленький?

И Сашко сразу осекся. Не потому, что от этого досадного, самого больного для него вопроса его кинуло в жар, но оттого, что по этому вопросу он вдруг узнал девушку. Ведь это именно от нее он уже раз слышал такой же вопрос. Ведь это именно она с неделю тому назад подошла к нему с тем приветливым человеком, которому Сашко давал явку первой линии к Фанкони, а чертов помещик Золотарев чуть не спровадил их куда-то в другое место. Она приехала с подпольщиком — и, значит, сама была подпольщица.

И подпольщица не какая-нибудь там! От Коли Столярова под большим комсомольским секретом — под честное ленинское слово — Сашко теперь знал, кому он дал тогда явку. Этот неказистый, тихий человек прибыл тогда из Москвы главным руководителем всего большевистского подполья в городе Одессе и Херсонской губернии.

Оторопев, стоял теперь Сашко перед девушкой. У него даже перехватило дыхание, когда он прошептал:

— Говорите же, пожалуйста, скорее — что там такое? Что вы хотите, чтоб я сделал?

Девушка непринужденно присела на парапетик бульвара и дернула Сашка за рукав, чтобы он тоже сел. Сашко послушно, но робко присел на краешек. Никого поблизости не было, и девушка говорила, почти не понижая голоса.

— Сашко, ты здорово лазаешь? — спросила она.

— Как это — лазаешь? — не понял Сашко.

— Ну, на деревья взбираешься, на столбы или мачты… На заводскую трубу по лесенке наружной взобрался бы?

— Если за делом, — пожал плечами Сашко, — так могу.

— И не закружится голова там, наверху?

Сашко молча сплюнул через губу. Он не нашел нужным отвечать на такой глупый вопрос. Девчонки, пускай там и высокопоставленные, все равно оставались только девчонками, и говорить с ними было бессмысленно.

— А еще нескольких ребят, человек пять-шесть, которые могли бы полезть на трубу или просто на высокую крышу, можешь найти? Вот сейчас, сразу, за полчаса?

— Конечно! Подумаешь, забота!.. А на что это… лезть? — поинтересовался Сашко.

Тогда девушка придвинулась ближе и сказала:

— Заводы бастуют. Забастовка должна проходить под нашим, пролетарским знаменем. Над заводами должны немедленно появиться красные флаги. Пусть над всей Одессой развеваются знамена Октябрьской революции!

У Сашка даже захватило дух. Революция, кажется, начиналась.

— Господи! Да я сейчас… хоть и десяток найду. Да наши моревинтовцы… да у нас на Ланжероне и Отраде… да возле эллингов, или в порту, или на Пересыпи… А где же флаги?

— За флагами пошел Коля. Через полчаса будут.

Девушка весело смотрела на Сашка.

— А Сашко… Сашко уже был влюблен. Вот это девка так девка! И как он сразу не распознал, что имеет дело с настоящей революционеркой, подпольщицей-большевичкой?.. Сашко уже был влюблен в девушку со всем пылом первого юношеского чувства.

В груди у Сашка замирало. Он уже видел себя на самой высокой трубе — на трубе пивоваренного завода Бродского. Он стоит на самой верхушке, а город — и Пересыпь, и Молдаванка, и Порт — раскинулся у его ног. Только море бушует и пенится вдали, и волна за волной, в гребнях белых барашков, набегает на волнорез и молы. А он стоит во весь рост и размахивает красным флагом — над всем городом, над пересыпскими заводами, над кварталами Молдаванки, над стапелями Ропита и над Ланжероном и Отрадой, где прижался к берегу и его домишко. Отец с матерью выходят из дому и, прикрывшись рукой от солнца, смотрят на красный флаг: «Мама родная, так это ж стоит и машет наш Сашко!» Правда, с Ланжероновского берега трубы пивоваренного завода Бродского не увидишь. Но это не важно, — началась революция, восстание, сейчас будет и победа!.. А не может разве случиться, что в эту минуту и сам Котовский взглянет на трубу — дан ли уже сигнал к восстанию? Увидит Сашка с флагом и вынет саблю из ножн: «А ну, хлопцы, пошли рубать беляков да паразитов, уже подай знак с трубы!» Нет, он еще сначала спросит: «А что это за бравый хлопец подал нам сигнал к восстанию? А ну, позовите-ка мне его сюда, я сейчас его сделаю своим личным адъютантом!» Э, чего там звать ребят, только канителиться, Сашко сам нацепит флаги над всеми как есть заводами!